4_Makarenko

108

– А как же вчера?

– Ну, мало ли что? Что там... разговоры. Если нет ничего, что ж…...

Я представил себе среду, в которой живет Халабуда, вспомнил Чарльза Дарвина, прило-

жил руку к козырьку и вышел.

В колонии известие об измене Сидора Карповича встретили с раздражением. Даже Гала-

тенко возмущался:

– Дывысь, какой человек! Ну, так теперь же ему в колонию нельзя приехать. А он гово-

рил: «На баштан буду приезжать. И сторожить буду…...»

На другой день я отвез в арбитражную комиссию жалобу на председателя помдета, в ко-

торой напирал не на юридическую сторону вопроса, а на политическую: не можем допу-

стить, чтобы большевик не держал слово.

К нашему удивлению, на третий день вызвали в арбитраж меня и Лаптя. Перед судей-

ским красным столом стал Халабуда и начал что-то доказывать. За его спиной притаились

представители окружающей среды, в очках, с гофрированными затылками, с американскими

усиками, и о чем-то перешептывались между собой. Председатель, в черной косоворотке,

лобастый и кареглазый, положил растопыренную пятерню на какую-то бумажку и перебил

Халабуду:

– Подожди, Сидор. Скажи прямо: обещал одеяла?

Халабуда покраснел и развел руками:

– Ну... разговор был такой... Мало ли что!

– Перед строем колонистов?

– Это верно... в строю были мальчишки...

– Качали?

– Да, мальчишки!.. Качали... что ты им сделаешь?

– Плати.

– Как?

– Плати, говорю. Одеяла нужно дать, так и постановили.

Судьи улыбнулись. Халабуда повернулся к окружающей среде и что-то забубнил угро-

жающе.

Мы подождали несколько дней, и Задоров

поехал к Халабуде получать одеяла или

деньги. Сидор Карпович не пустил Задорова к себе, а его управляющий разъяснил:

– Не понимаю, как могло прийти в голову вам судиться с нами? Что это за порядок? Ну,

вот, пожалуйста, у меня лежит постановление арбитражной комиссии. Видите, лежит?

– Ну?

– Ну и все! И пожалуйста, сюда не ходите. Может быть, мы еще решим обжаловать. В

крайнем случае мы внесем в смету будущего года. Вы думаете, как: поехали на базар и купили

четыреста одеял? Это вам серьезное учреждение...

Задоров возвратился из города очень расстроенный. В совете командиров кипели и бурли-

ли целый вечер и решили обратиться с письмом к Григорию Ивановичу Петровскому

. Но на

другой день нашелся выход, такой простой и естественный, такой даже веселый, что вся коло-

ния от неожиданности хохотала и прыгала и мечтала о той счастливой минуте, когда в коло-

нию приедет Халабуда и колонисты будут с ним разговаривать. Выход состоял в том, что су-

дебный исполнитель наложил арест на текущий счет помдета. Прошло еще два дня: меня вы-

звали в тот самый высокий кабинет, и тот же бритый товарищ, который в свое время интересо-

вался, почему мне не нравятся сорокарублевые воспитатели, сидел в широком кресле и нали-

вался веселой кровью, наблюдая за шагающим по кабинету Халабудой, тоже налитым кровью,

но уже другого сорта.

Я молча остановился у дверей, и бритый поманил меня пальцем, с трудом удерживая

смех:

– Иди сюда... Как же это? Как же это ты, брат, осмелился, а? Это не годится, надо снять

арест, а то... вот он ходит тут, а его в собственный карман не пускают. Он пришел на тебя

жаловаться. Говорит: не хочу работать, меня обижает заведующий горьковский.

Я молчал, потому что не понимал, какая спираль закручивается бритым.