194 / 388
192
У нас написано несколько книг о воспитании трудных детей, о воспитании правонарушителей.
Вы знаете хорошо нашу литературу; вспомните более или менее замечательные явления в литературе
о детях – это почти исключительно книги о работе с правонарушителями. Художественных книг во-
обще о воспитании, даже о воспитании тех же
беспризорных, но не правонарушителей, а так называ-
емых нормальных детей, вы, пожалуй, вспомните очень мало.
Почему у нас такое исключительное внимание к так называемым правонарушителям? Можно
было бы подумать, что общество и писатели особенно заинтересовались именно воспитанием право-
нарушителей. Однако этого на самом деле нет. Мы одинаково интересуемся и воспитанием правона-
рушителей, и воспитанием нормального детства. Все эти вопросы для нас чрезвычайно важны, чрез-
вычайно сложны и даже дороги.
Почему же художественная литература особенно сконцентрирована только на теме о правонару-
шителях? Это произошло по причинам не педагогическим, не связанным с педагогической методи-
кой. Это произошло потому, что как раз в этом пункте наиболее ярко сказалось основное отличие
нашего общества от общества буржуазного, дореволюционного. Именно в отношении к несовершен-
нолетнему человеку, который может считаться врагом общества, в отношении к ребенку, который
может стать бандитом, который нарушает право, совершает преступления, ворует, даже убивает, – в
отношении к такому ребенку наше общество стоит на диаметрально противоположной позиции, чем
общество буржуазное или наше дореволюционное. Здесь сказывается наша основная позиция по от-
ношению вообще к человеку.
Мы знаем, какие основания имеются для пpecтупности в буржуазном мире. Таких оснований у
нас в Советском Союзе нет. Поэтому если человек совершает преступление, то для нас совершенно
ясно, что это зло можно вырвать, победить, ибо этого зла в самом обществе не может быть. Отсюда и
проистекает совершенно исключительное ярко выраженное наше отношение к правонарушителю
только как к объекту воспитания, как к человеку, который должен быть переделан, а не как к пре-
ступнику, требующему изоляции. Вот поэтому-то у нас и наблюдается в жизни очень много различ-
ных методов воспитания. Одним из таких методов была литература, посвященная правонарушителям.
Но были попытки и не столь положительные. Человеческое отношение к преступнику, уважение
личности человека даже в преступнике, уверенность, что из каждого человека можно выработать
члена общества, иногда у некоторых людей приобретает характер любования преступником. Это в
особенности заметно в так называемой халтурной литературе, или халтурной кинематографии, или в
театре, где иногда беспризорный или преступник перестает быть объектом культуры, где [автор],
ищущий в нем те черты, которые можно назвать человеческими, перестает их искать, а преступник
становится объектом любопытства и некоторого любования. Почему? Потому что он ищет либо от-
ражения в этом романтичности вкуса, либо сентиментальности, отражающей его вкус, чего как раз в
фигуре правонарушителя или беспризорника нет. В некоторых наших книгах автор интересуется не
серьезным вопросом о характере человека, а только тем, насколько любопытна, насколько необычай-
на, остроумна эта маленькая фигура преступника.
Я посвятил работе с малолетними преступниками 17 лет и знаю, что это не только тяжелый труд,
но и труд, который меньше всего может быть связан с удовлетворением каких-то моих вкусов к при-
ключениям или к сентиментам или вкуса к романтизму. Но я, так же как и все другие работники в
этой области, знаю, что ничего особенно эстетического, на чем можно было бы остановиться, у бес-
призорных и у преступников нет.
Каждый правонарушитель представляет собой явление отрицательное, со всеми деталями, при-
сущими отрицательному явлению. И наблюдать беспризорного настоящему, живому человеку, куль-
турному человеку никакого удовольствия доставить не может. Следовательно, с точки зрения эстети-
ки, фигура