148 / 370
146
сказанное в этом произведении о семейном разводе: приорат любви при невозможности
ее «притушить», с безусловным сохранением долга по отношению к детям.
Письмо показывает глубину проникновения А.С. Макаренко в психику другого
человека, особенно страдающего.
О книге «Честь»
30 июня в «Литературной газете» в статье «Против шаблона» я мимоходом коснулся
выступления критика т. Малахова в журнале «Литературный критик» с разбором первой
книги моего романа «Честь». Я обвинил критика в том, что он требует от меня шаблона,
побуждает к стандартному изображению жизни.
Критик ответил очень оригинально: он заявил, что мое обвинение — неправда, и в
доказательство ...перепечатал свою статью почти полностью в «Литературной газете».
Можно еще несколько раз перепечатать статью, и все же она останется прежней
статьей. Может быть, повторение одних и тех же текстов произведет на читателя
гипнотическое действие: критик настолько уверен в своей правоте, что и спорить не хочет, а
повторяет все одно и тоже. Читатель в таком случае возьмет и подумает:
- Наверное, правильно пишет: и в журнале, и в газете одно и то же напечатано.
К сожалению, я не имею возможности перепечатать свой роман в «Литературной
газете», чтобы использовать метод внушения, и тем не менее я продолжаю обвинять критика
в том, что он требует от меня и, разумеется, от других писателей следования шаблонам.
Описанное происшествие совершенно выбило из моей души последние остатки
авторского самомнения. Сейчас у меня такое настроение, которое обычно характеризуется
формулой «Быть бы живу». Я не мечтаю ни о каких похвалах моему роману, не вспоминаю
никаких его достоинств. Для простоты я готов признать, что «Честь» — плохой роман,
неудачный.
Меня интересует уже не роман и его качества. Меня страшно заинтересовали
критические методы критика, его публицистические высказывания и тот самый шаблон, из-
за которого он на меня напал. О романе можно и забыть, а высказывания критика есть в
некотором роде поучение, директива, педагогика — о них забыть нельзя. Кроме того,
критическая статья есть еще и литературный быт, отражение литературных нравов.
В чем заключаются главные удары критика? Он обвиняет меня в том, что я
неправильно, неправдиво изобразил рабочее общество в уездном городе в начале
империалистической войны. Он утверждает, что в моем изображении рабочие вышли
шовинистами. Он старается доказать это цитатами из моего романа и такими невинно
вопрошающими абзацами:
«Но действительно ли требовала рабочая честь и войны до победы, и поддержки царя?
Может быть, семья Тепловых так восторженно исповедует такой исступленный шовинизм
потому, что это редкостно отсталая и темная семья? Может быть, только поэтому старик
Теплов говорит такие вещи, до которых редко в то время договаривались даже самые откро-
венные ренегаты и социал-шовинисты».
Могу одно сказать: повезло моему герою, старому Теплову! Он восторженно
исповедует исступленный шовинизм! Не какой-нибудь просто шовинизм, а
«исступленный», и не как-нибудь, а восторженно. Если мне удастся показать, что
старый рабочий Теплов есть самый обыкновенный, так ска зать, скромный шовинист,
то и в таком случае я могу обвинить критика в совершенно необъяснимом
пристрастии, в нарочитом искажении моего романа. Я не сомневаюсь в том, что
каждый сколько-нибудь вдумчивый читатель не увидит в Теплове никакого