49
великого Святого. А образ «зеленой картинки» здесь – как бы окно в
зримый мир пятисотвековой давности, остающейся для русского человека
живым и сердечным.
Троица, как великая храмовая святыня, художественно
«персонифицирована» автором в образе колокольни-Троицы, «розовой
свечи пасхальной» [1, с.111]. «Смотрит на нас высокая колокольня
Троица» [1, с.135], – это выражение неоднократно воспроизводится в
тексте, как неоднократно автор любовно интонирует красками своей
солнечной палитры этот поистине животворящий образ, вокруг которого
«и воздух кажется розовым, и призывающий звон, и небо» [1, с.150].
«Закрываю глаза и вижу, – признавался автор «Богомолья»: золотой крест
стоит над борами, в небе. Розовое я вижу, в золоте, – великую розовую
свечу, пасхальную... Солнце на ней горит... Она живая, светит крестом-
огнем» [1, с.111]. Ослепительный, золотой свет колокольни-Троицы
посылает человеку, хотя бы единожды соприкоснувшемуся душой с
Лаврой, свою духовную энергию на протяжении долгих лет, – эту
убежденность Шмелев выражает утонченно-поэтически. Особенно
выразителен в этом плане эмоционально утепленный финал повести:
богомольцы прощаются с живым, родным существом; появляется мотив
дальнейшего пути героев, который будет освещаться и освящаться
«сильным светом» колокольни-Троицы. И. Ильиным было верно замечено
о мастерстве Шмелева, что внешнее изображение, «”внешность” у него
всегда пронизана или прожжена лучами внутреннего смысла» [6].
Образ Троице-Сергиевой Лавры как храмового средоточия русской
духовности, куда стекаются отовсюду люди, «чующие святое
сердцем» [1, с.150], находится в повествовании Шмелева как бы в
окружении многих других сакральных центров православия. Это
называемые поименно соборы Московского Кремля: Успенский,
Благовещенский, Архангельский, – «соборы наши... душевные», по словам
Горкина [1, с.72]; это и Валаам, упоминаемый Федей, и Иерусалим, где
довелось побывать Домне Панферовне.
Во многом понимание Ив. Шмелевым роли Троице-Сергиевой
Лавры в жизни русского народа сродни ее глубокой характеристике,
данной о. П. Флоренским, писавшим, что неотразимость очарования Дома
преподобного Сергия – «в его глубокой органичности». «Тут не только
эстетика, но и чувство истории и ощущение народной души, и восприятие
в
целом
русской государственности, и какая-то трудно объяснимая, но