Background Image
Table of Contents Table of Contents
Previous Page  50 / 110 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 50 / 110 Next Page
Page Background

48

святых бывают. Если бы ему золотой венчик... и поставить в окошко под

куполок... и святую небесную дорогу?..» [1, с.144]. В «слепящем свете»

солнца, льющемся с неба, благословляет мальчика о. Варнава, и Ване

кажется, что из глаз батюшки «светит свет» [1, с.165]. Кульминационные

страницы, воссоздающие собственно впечатления от посещения святыни,

исполнены одухотворяющей трепетности. Через тонко интонированную

подтекстовую ассоциированность образов возникает эффект высокой

духовной энергетики русской святости, рожденный в глубинных

праистоках нации.

Шмелеву-художнику удалось приобщиться к постижению одной из

коренных интуиций русской духовности, связанных с Сергием

Радонежским, о которой проникновенно писал о. П. Флоренский: «Не в

сравнительных с другими святыми размерах исторического величия тут

дело, а в особой творческой связанности преподобного Сергия с душой

русского народа» [4], – имея в виду понятие народом «идеала как

сверхэмпирической, внеземной духовной сущности, которую подвигом

художественного творчества всей жизни надлежит воплотить, делая тем из

жизни – культуру» [4, с.212].

И. Ильин писал под впечатлением от «Богомолья» Шмелева: «Русь

именуется “святою”... не потому, что в ней “нет” греха и порока; или что в

ней “все” люди – святые... Но потому, что в ней живет глубокая, никогда

не истощающаяся, а, по греховодности людской, и не утоляющаяся

жажда праведности

, мечта приблизиться к ней, душевно преклониться

перед ней,

художественно отождествиться с ней

, стать хотя бы слабым

отблеском ее... – и для этого оставить земное и обыденное, царство заботы

и мелочей, и уйти в богомолье.

А в этой жажде праведности человек прав

и свят

» [5. Курсив автора].

В поэтике шмелевской повести ее основные структурные и

концептуально-обусловленные лейтмотивы, переплетаясь, порой звучат

одновременно, аккордно-многозвучно. «Открываю глаза, – вспоминает

герой, – и вижу зеленую картинку: елки и келейки, и Преподобный

Сергий, в золотом венчике... У Троицы я, и это Троица так звонит, и оттого

такой свет от неба, радостно-голубой и чистый. Утренний ветерок

колышет занавеску, и вижу я розовую башню с зеленым верхом. Вся она в

солнце, слепит окошками» [1, с.145]. Доминантой в таком аккорде звучит

радостно-удовлетворенное чувство о достижении чаемой цели –

возможности причаститься Божественному Свету, исходящему от обители