48
святых бывают. Если бы ему золотой венчик... и поставить в окошко под
куполок... и святую небесную дорогу?..» [1, с.144]. В «слепящем свете»
солнца, льющемся с неба, благословляет мальчика о. Варнава, и Ване
кажется, что из глаз батюшки «светит свет» [1, с.165]. Кульминационные
страницы, воссоздающие собственно впечатления от посещения святыни,
исполнены одухотворяющей трепетности. Через тонко интонированную
подтекстовую ассоциированность образов возникает эффект высокой
духовной энергетики русской святости, рожденный в глубинных
праистоках нации.
Шмелеву-художнику удалось приобщиться к постижению одной из
коренных интуиций русской духовности, связанных с Сергием
Радонежским, о которой проникновенно писал о. П. Флоренский: «Не в
сравнительных с другими святыми размерах исторического величия тут
дело, а в особой творческой связанности преподобного Сергия с душой
русского народа» [4], – имея в виду понятие народом «идеала как
сверхэмпирической, внеземной духовной сущности, которую подвигом
художественного творчества всей жизни надлежит воплотить, делая тем из
жизни – культуру» [4, с.212].
И. Ильин писал под впечатлением от «Богомолья» Шмелева: «Русь
именуется “святою”... не потому, что в ней “нет” греха и порока; или что в
ней “все” люди – святые... Но потому, что в ней живет глубокая, никогда
не истощающаяся, а, по греховодности людской, и не утоляющаяся
жажда праведности
, мечта приблизиться к ней, душевно преклониться
перед ней,
художественно отождествиться с ней
, стать хотя бы слабым
отблеском ее... – и для этого оставить земное и обыденное, царство заботы
и мелочей, и уйти в богомолье.
А в этой жажде праведности человек прав
и свят
» [5. Курсив автора].
В поэтике шмелевской повести ее основные структурные и
концептуально-обусловленные лейтмотивы, переплетаясь, порой звучат
одновременно, аккордно-многозвучно. «Открываю глаза, – вспоминает
герой, – и вижу зеленую картинку: елки и келейки, и Преподобный
Сергий, в золотом венчике... У Троицы я, и это Троица так звонит, и оттого
такой свет от неба, радостно-голубой и чистый. Утренний ветерок
колышет занавеску, и вижу я розовую башню с зеленым верхом. Вся она в
солнце, слепит окошками» [1, с.145]. Доминантой в таком аккорде звучит
радостно-удовлетворенное чувство о достижении чаемой цели –
возможности причаститься Божественному Свету, исходящему от обители