73 / 110
71
III.3. Рассказ Ив. Шмелева «Куликово Поле» в контексте
религиозно-философской мысли Е.Н. Трубецкого
Книги Шмелева «Богомолье» (1931) и «Лето Господне» (1927-1944)
сегодня признаны не только как вершинные достижения в его философско-
эстетических исканиях, но и как выдающиеся произведения русской
литературы уходящего столетия. И.А. Ильин, оставивший проникновенные
исследования повествований Шмелева, назвал «Лето Господне» книгой,
«которая никогда не забудется в истории русской словесности и в истории
самой России», считал ее событием в «движении русского национального
самосознания» [1]. Полагаем, в творческом наследии писателя есть и
произведения малых жанров, которые вполне можно причислить к тем, в
которых замечательно выразился «православный строй души» (И. Ильин)
русского народа. Таково, к примеру, «Куликово Поле» (1939-1947).
Произведение имеет подзаголовок (рассказ следователя); при этом
известно, что основа его документальна: источник его – именно
услышанный писателем «случай» из жизни «в связи с потусторонним» [2].
Рассказ, на наш взгляд, является по-своему уникальным произведением
этого жанра в русской литературе: Ивану Шмелеву удалось глубоко и
проникновенно отразить сложнейший процесс обретения веры героем из
интеллигенции начала ХХ века. В этом плане «Куликово Поле»
сопоставимо лишь с романом «Пути небесные», ставшим художественным
завещанием Шмелева и тем самым косвенно придающим особую
значимость рассказу.
Действие его происходит в 1925 году в России, в Тульской губернии,
а собственно повествование ведется уже спустя семь лет из Франции. Речь
идет о незаурядных событиях в жизни героя, Сергея Николаевича,
бывшего до революции следователем по особо важным делам. Как и
многие русские интеллигенты, он был человеком неверующим, точнее,
«маловером», как он сам себя называл. Выбор героя не случаен: Шмелев
изображает человека, наделенного строгим аналитическим умом, который
столкнулся с таинственной областью знамений и откровений и не отринул
ее, а испытал на ней свои следственные приемы и – ими же «сам себя и
опрокинул», – «свои сомнения, уверовав в бесспорность чуда» [3].
Художественная интуиция Ив. Шмелева привела его к изображению
такого пути Богопознания, который был родственен представлениям
тььролр