Background Image
Table of Contents Table of Contents
Previous Page  78 / 110 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 78 / 110 Next Page
Page Background

76

В каком надрывающем разломе!» [3, с.145]. Впервые увидел он Лавру

«солнечно-розовой». «Она с в е т и л а с ь, веяло от нее покоем...

Поруганная, плененная, с в е т и л а с ь, она – нетленная» [3, с.145]. И

герою Шмелева подумалось: «Все, что творится, – дурманный сон,

призрак, ненастоящее..., а вот это – живая сущность, творческая народная

идея, завет веков... это – вне времени, нетленное... Высокая розовая

колокольня, “свеча пасхальная”...» [3, с.145. Разрядка автора].

Такое эмоционально-возвышенное восприятие Троице-Сергиевой

Лавры было лейтмотивным для всех главных произведений Шмелева и

носило автобиографический характер. «Закрываю глаза – и вижу, –

признавался автор «Богомолья»: золотой крест стоит над борами, в небе.

Розовое я вижу, в золоте, – великую розовую свечу, пасхальную... Солнце

на ней горит... Она живая, светит крестом-огнем» [8].

Во многом восприятие Ив. Шмелевым Троице-Сергиевой Лавры

сродни ее глубокой характеристике, данной П. Флоренским, писавшем, что

неотразимость очарования Дома преподобного Сергия – в его глубокой

органичности: «Тут не только эстетика, но и чувство истории, и ощущение

народной души, и восприятие

в целом

русской государственности» [9.

Выделено автором].

Не случайно, конечно, опоэтизированный образ народной святыни

занимает центральное место в композиции рассказа Шмелева. Именно у ее

стен мятущейся герой должен был глубоко ощутить впервые веру в то,

«что – е с т ь з а щ и т а, необоримая» [3, с.146. Разрядка автора].

И еще один этап в преддверии встречи с «чудом» был важен,

показывает автор, для Сергея Николаевича: его разговоры со старым

профессором в тихих улочках Посада, где он искал Среднева. Прием

ретардации у Шмелева здесь формирует субъективное читательское время:

замедление действия одновременно создает эффект его эмоциональной

уплотненности, интеллектуальной насыщенности, неминуемо ведущий к

радости откровения.

Старик страстно спорит с высказываниями юродивого, Сергея

Ивановича, сидящего у ворот Лавры, бывшего любимого ученика

В.О. Ключевского, повторяющего как «абсурд», что «ворота Лавры

з а т в о р и л и с ь и лампады... п о г а с л и» [3, с.148]. Профессор

утверждает, что потрясенный Сергей Иванович «спутал залоги», цитируя

великого историка: Ключевский, говорит он , «блестяще сказал об

исключительном свойстве русского народа – в ы п р я м л я т ь с я