Table of Contents Table of Contents
Previous Page  100 / 356 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 100 / 356 Next Page
Page Background

98

тушить это творчество, и все, зато я с удовлетворением мог отметить, что демонстративных

отказов от работы почти не было. Некоторые потихоньку прятались, смывались куда-нибудь,

но эти смущали меня меньше всего: для них была всегда наготове своеобразная техника у

пацанов. Где бы ни гулял прогульщик, а обедать волей-неволей приходил к столу своего от-

ряда. Куряжане встречали его сравнительно безмятежно, иногда только спрашивали наив-

ным голосом:

– Разве ты не убежал с колонии?

У горьковцев были языки и руки впечатлительнее. Прогульщик подходит к столу и ста-

рается сделать вид, что человек он обыкновенный и не заслуживает особенного внимания, но

командир каждому должен воздать по заслугам. Командир строго говорит какому-нибудь

Кольке:

– Колька, что же ты сидишь? Разве ты не видишь? Криворучко пришел, скорее место

очисти! Тарелку ему чистую! Да какую ты ложку даешь, какую ложку?!

Ложка исчезает в кухонном окне.

– Наливай ему самого жирного!.. Самого жирного!.. Петька, сбегай к повару, принеси

хорошую ложку! Скорее! Степка, отрежь ему хлеба... Да что ты режешь? Это граки едят та-

кими скибками, ему тоненькую нужно... Да где же Петька с ложкой?.. Петька, скорее там!

Ванька, позови Петьку с ложкой!..

Криворучко сидит перед полной тарелкой действительно жирного борща и краснеет

прямо в центр борщевой поверхности. Из-за соседнего стола кто-нибудь солидно спрашива-

ет:

– Тринадцатый, что, гостя поймали?

– Пришли, как же, пришли, обедать будут... Петька, да давай же ложку, некогда!..

Дурашливо захлопотанный Петька врывается в столовую и протягивает обыкновенную

колонийскую ложку, держит ее в двух руках парадно, как подношение. Командир свирепеет:

– Какую ты ложку принес? Тебе какую сказали? Принеси самую большую...

Петька изображает оторопелую поспешность, как угорелый, мечется по столовой и ты-

чется в окна вместо дверей. Начинается сложная мистерия, в которой принимают участие

даже кухонные люди. Кое у кого сейчас замирает дыхание, потому что и они, собственно го-

воря, случайно не сделались предметом такого же горячего гостеприимства. Петька снова

влетает в столовую, держа в руках какой-нибудь саженный дуршлаг или кухонный половник.

Столовая покатывается со смеху. Тогда из-за своего стола медленно вылезает Лапоть

47

и

подходит к месту происшествия. Он молча разглядывает всех участников мелодрамы и стро-

го посматривает на командира. Потом его строгое лицо на глазах у всех принимает окраски

растроганной жалости и сострадания, то есть тех именно чувств, на которые Лапоть заведо-

мо для всех неспособен. Столовая замирает в ожидании самой высокой и тонкой игры арти-

стов! Лапоть орудует нежнейшими оттенками фальцета и кладет руку на голову Криворучко:

– Детка, кушай, детка, не бойся... Зачем издеваетесь над мальчиком? А? Кушай, детка...

Что, ложки нет? Ах, какое свинство, дайте ему какую-нибудь... Да вот эту, что ли...

Но детка не может кушать. Она ревет на всю столовую и вылезает из-за стола, оставляя не-

тронутой тарелку самого жирного борща. Лапоть рассматривает страдальца, и по лицу Лаптя

видно, как тяжело и глубоко он умеет переживать.

– Это как же? – чуть не со слезами говорит Лапоть. – Что же, ты и обедать не будешь?

Вот до чего довели человека!

Лапоть оглядывается на хлопцев и беззвучно хохочет. Он обнимает плечи

Криворучко, вздрагивающие в рыданиях, и нежно выводит его из столовой.

Публика заливается хохотом. Но есть и последний акт мелодрамы, который

публика видеть не может. Лапоть привел гостя на кухню, усадил за широкий

кухонный стол и приказал повару подать и накормить «этого человека» как