124 / 356
122
Апостолы похлопали глазами, потом бросились друг к другу, зашептали, зашелестели
бумагой. Постановление синедрион вынес единодушное:
«Предложенная система воспитательного процесса есть система не советская»
90
.
В собрании было много моих друзей, но они молчали. Была группа чекистов. Они внима-
тельно выслушали прения, что-то записали в блокнотах и ушли, не ожидая приговора.
В колонию мы возвращались поздно ночью. Со мной были воспитатели и несколько чле-
нов комсомольского бюро. Жорка Волков дорогой плевался:
– Ну, как они могут так говорить! Как это, по-ихнему: нет, значит, чести, нет, значит, та-
кого – честь нашей колонии? По-ихнему, значит этого нет?
– Не обращайте внимания, Антон Семенович,– сказал Лапоть. – Собрались, понимаете,
зануды...
– Я и не обращаю,– утешил я хлопцев.
Но вопрос был уже решен.
Не содрогнувшись и не снижая общего тона, я начал свертывание коллектива. Нужно
было как можно скорее вывести из колонии моих друзей. Это было необходимо и для того,
чтобы не подвергать их испытанию при новых порядках, и для того, чтобы не оставить в ко-
лонии никаких очагов протеста.
Заявление об уходе я подал Юрьеву на другой же день. Он задумался, молча пожал мне
руку. Когда я уже уходил от него, он спохватился:
– Постойте!.. А как же... Горький приезжает.
– Неужели вы думаете, что я позволю кому-либо принять Горького вместо меня?
– Вот-вот...
Он забегал по кабинету и забормотал:
– К черту!.. К чертовой матери!..
– Чего это?
– Ухожу к чертовой матери.
Я оставил его в этом благом намерении. Он догнал меня в коридоре:
– Голубчик, Антон Семенович, вам тяжело, правда?
– Ну, вот тебе раз! – засмеялся я. – Чего это вы? Ах, интеллигент!.. Так я уезжаю из ко-
лонии в день отъезда Горького. Заведование сдам Журбину
91
, а вы, как хотите там...
– Так...
В колонии я о своем уходе никому не сказал, и Юрьев дал слово молчать.
Я бросился на заводы, к шефам, к чекистам. Так как вопрос о выпуске колонистов стоял
уже давно, мои действия никого в колонии не удивили. Пользуясь помощью друзей, я почти
без труда устроил для горьковцев рабочие места на харьковских заводах и квартиры в горо-
де. Екатерина Григорьевна
92
и Гуляева
93
позаботились о небольшом приданом, в этом деле
они уже имели опыт. До приезда Горького оставалось два месяца, времени было достаточно.
Один за другим уходили в жизнь старики. Они прощались с нами со слезами разлуки, но
без горя: мы еще будем встречаться. Провожали их с почетными караулами и музыкой, при
развернутом горьковском знамени. Так ушли Таранец, Волохов, Гуд
94
, Леший, Галатенко,
Федоренко
95
, Корыто
96
, Алеша и Жорка Волковы
97
, Лапоть, Кудлатый, Ступицын
98
, Сорока
99
и многие другие. Кое-кого, сговорившись с Ковалем
100
, мы оставили в колонии на платной
службе, чтобы не лишать колонию верхушки. Кто готовится на рабфак, тех до осени я пере-
вел в коммуну Дзержинского. Воспитательский коллектив должен был остаться в колонии на
некоторое время, чтобы не создавать паники. Только Коваль не остался и, не ожидая конца,
ушел в район.
И в сиянии наград, выпавших на мою долю в это время, одна заблестела
даже неожиданно: нельзя свернуть живой коллектив в четыреста человек. На
место ушедших в первый же момент становились новые пацаны, такие же
бодрые, такие же остроумные и мажорные. Ряды колонистов смыкались, как во
время боя ряды бойцов. Коллектив не только не хотел умирать, он не хотел