127 / 356
125
сапожник Гуд и великий конструктор Таранец
110
. И не печалюсь об этом и не упрекаю этих
пацанов в забывчивости. Жизнь наша слишком заполнена, а капризные чувства отцов и педа-
гогов не всегда нужно помнить. Да и «технически» не соберешь всех. Сколько по горьковской
только колонии прошло хлопцев и девчат, не названных здесь, но таких же живых, таких же
знакомых и таких же друзей. После смерти горьковского коллектива прошло семь лет, и все
они заполнены тем же неугомонным прибоем ребячьих рядов, их борьбой, поражениями и по-
бедами, и блеском знакомых глаз, и игрой знакомых улыбок.
Коллектив дзержинцев и сейчас живет полной жизнью, и об этой жизни можно написать
десять тысяч поэм.
О коллективе в Советской стране будут писать книги, потому что Советская страна по
преимуществу страна коллективов. Будут писать книги, конечно, более умные, чем писали
мои приятели-«олимпийцы», которые определяли коллектив так: «Коллектив есть группа
взаимодействующих индивидов, совокупно реагирующих на те или иные раздражители»
111
.
Только пятьдесят пацанов-горьковцев пришли в пушистый зимний день в красивые ком-
наты коммуны Дзержинского, но они принесли с собой комплект находок, традиций и при-
способлений, целый ассортимент коллективной техники, молодой техники освобожденного
от хозяина человека. И на здоровой новой почве, окруженная заботой чекистов, каждый день
поддержанная их энергией, культурой и талантом, коммуна выросла в коллектив ослепи-
тельной прелести, подлинного трудового богатства, высокой социалистической культуры,
почти не оставив ничего от смешной проблемы «исправления человека».
Семь лет жизни дзержинцев – это тоже семь лет борьбы, семь лет больших напряжений.
Давно, давно забыты, разломаны, сожжены в кочегарке фанерные цехи Соломона Бори-
совича. И самого Соломона Борисовича заменил десяток инженеров, из которых многие сто-
ят того, чтобы их имена назывались среди многих достойных имен в Союзе.
Еще в тридцать первом году построили коммунары свой первый завод – завод электро-
инструмента. В светлом высоком зале, украшенном цветами и портретами, стали десятки
хитрейших станков: «Вандереры», «Самсон Верке», «Гильдемейстеры», «Рейнекеры», «Ма-
раты». Не трусики и не кроватные углы уже выходят из рук коммунаров, а изящные сложные
машинки, в которых сотни деталей и «дышит интеграл».
И дыхание интеграла так же волнует и возбуждает коммунарское общество, как давно
когда-то волновали нас бураки, симментальские коровы, «Васильи Васильевичи» и «Молод-
цы».
Когда выпустили в сборном цехе большую сверлилку «ФД-3» и поставили ее на пробный
стол, давно возмужавший Васька Алексеев включил ток и два десятка голов, инженерских,
коммунарских, рабочих, с тревогой склонились над ее жужжанием, главный инженер Горбу-
нов
112
сказал с тоской:
– Искрит...
– Искрит, проклятая!– сказал Васька.
Скрывая под улыбками печаль, потащили сверлилку в цех, три дня разбирали, проверя-
ли, орудовали радикалами и логарифмами, шелестели чертежами. Шагали по чертежам цир-
кульные ноги, чуткие шлифовальные «Келенбергеры» снимали с деталей последние полу-
сотки, чуткие пальцы пацанов собирали самые нежные части, чуткие их души с тревогой
ожидали новой пробы.
Через три дня снова поставили «ФД-3» на пробный стол, снова два десятка голов скло-
нились над ней, и снова главный инженер Горбунов сказал с тоской:
– Искрит…...
– Искрит, дрянь! – сказал Васька Алексеев.
– Американка не искрила, – завистливо вспомнил Горбунов.
– Не искрила, – вспомнил и Васька.
– Да, не искрила, – подтвердил ещё один инженер.