112
вольны и которая у вас живет и работает тринадцать лет. Вот этому самому человеку, вашему другу,
как вы говорили, Наташа сказала несколько расслабленным и усталым голосом:
– Даша, дайте соль, вы всегда забываете поставить соль...
Вы обратили внимание, как это капризно было сказано, сколько было барского высокомерия в
лице и голосе вашей девчонки, из которой вы собираетесь воспитать коммунистку?
Вы не обратили на это внимания? А если бы в вашей столовой очутилось какое-нибудь такое
«тургеневское» существо, нежное, голубокровное, позвонило бы в колокольчик и попросило бы гор-
ничную поднять носовой платок, вы обратили бы внимание?
Никакой нет разницы. Вы только потому не заметили ничего, что это ваша дочь. Ведь вы не за-
метили того, что Даша, не сходя с места, одной рукой отворила дверцу шкафа и через полсекунды
другой рукой подала вашей барышне солонку.
И хотя ваша Наташа пионерка и, как вы говорите, будущая коммунистка, сегодня она вызвала у
меня отвращение.
Наташа и ее родители живут в большом приволжском городе. Я иногда бываю там и у них оста-
навливаюсь. Это очень хорошая большевистская семья, пользующаяся заслуженным уважением в
городе. Родители уделяют Наташе много любви и заботы, они с замиранием сердца следят за ее ро-
стом и уверены, что из нее вырастет новый человек, полезный член общества.
И они не ошибаются: Наташа уже выросла, она в девятом классе, много читает, много знает, пре-
красно разбирается в явлениях политической и общественной жизни.
Но я наблюдал Наташу в домашней обстановке и был ошеломлен и опечален тем тонким и глу-
боким цинизмом, который каким-то чудом родители воспитали в своей дочери.
Даже и по внешнему виду Наташа производит впечатление двойственное: у нее живые умные ка-
рие глазки, но они уже заплыли жидковатым жирком и иногда принимают то интеллектуально-сытое,
чуточку умащенное выражение, которое бывало раньше у знаменитых присяжных поверенных. Лицо
у Наташи настоящее юное, румяное, но и в румянце просвечивает непрочная, розоватая, излишне ак-
варельная легкость, что-то такое комнатное или даже парниковое.
Наташа глубоко уверена, что она будет юристом.
Во время прогулки я спросил у Наташи:
– Все-таки... Почему вы допускаете, чтобы Даша чистила ваши ботинки, убирала утром вашу по-
стель, даже мыла вашу зубную щетку? И я ни разу не слышал, чтобы вы ее поблагодарили.
Наташа удивленно подняла тонкие брови, глянула на меня уверенно иронически и засмеялась:
– Ой, какой вы старомодный, ужас! Для чего мне чистить ботинки, ну, скажите?
Я действительно потерялся: старая и новая «моды» вдруг закружились в такой стремительной
паре, что и в самом деле трудно различить, где старая мода, а где новая. Я все же постарался оправ-
даться:
– Как для чего чистить ботинки? Для того чтобы они были чистые, надеюсь...
– Вот чудак, – сказала Наташа. – Так для этого же и есть домработница. А для чего домработни-
ца, по-вашему?
Я начинал нервничать:
– Собственно говоря, какое вы имеете отношение к домработнице? Какое? Какое право вы имее-
те на ее труд?
– Как «какое»? Она получает жалованье. За что же она получает жалованье, по-вашему?
– Ваши родители очень заняты, они много работают на большой общественной работе. Вполне
заслуженно им помогает Даша. А вы при чем? Чем вы заслужили эту помощь?