188 / 354
186
соображаешь?
Но в это время Котляров уже предложил Богомолу следовать вниз по узкой шаткой
досочке. Внизу несколько рук приняли Богомола и не дали ему свалиться на землю. А с площади
кричали Котлярову:
– И другого бери, чего смотришь!
– Доктора, доктора!
– Что ж ты городскую думу забываешь?
– Он тоже воевать хочет!
Алеша вопросительно посмотрел на Муху. Муха двигал черными взволнованными
бровями:
– Наделали делов. Забирай, что ж?
Алеша шагнул к Остробородько. Тот сам двинулся к досочке, сохраняя на лице умеренно –
мученическое благородное выражение. До краев площади снова разлилась волна аплодисментов.
Алеша захромал к досочке. На него снизу глядел высокий, черномазый, спокойный Борщ и протя-
гивал руки, как мать:
– Теплов! Тебе, хромому, трудно. Прыгай на меня!
Рядом все ласково посторонились. Проказливо, по–мальчишески улыбнулся Алеша и
прыгнул. Несколько рук подхватили его на лету и осторожно поставили на землю. Чей–то голос
произнес:
– Эх ты, хромой воин!
Алеша кому–то пожал руку и, счастливый, бросился догонять Котлярова, но вспомнил, что
здесь близко торчит еще Остробородько.
– Вот он, вот, что ж ты его бросаешь без всякой защиты!
Остробородько даже обрадовался Алеше и сказал с некоторой иронией:
– Куда прикажете идти арестованному?..
_____________________________________
45
Алеша все смотрел на площадь, и часовой все ходил перед окном. Подоконник был
широкий, Алеша положил на подоконник руки. Ухо начинало распухать и очень болело.
О том, что его сегодня расстреляют, Алеша не думал. В восемь часов предстоял еще
полевой суд. Все эти соображения проходили на фоне обидного ощущения неудачи и глупого
промаха. Если его не расстреляют, то положительно невозможно будет показаться своим на глаза.
Алеша вспомнил, как он обнял девушек, отправляясь в разведку, – геройство весьма
легкомысленное.
Он все надеялся, что Варя ушла. Марусю могли и захватить, но ведь никто не знает, что она
в Красной гвардии.
Девчата расскажут о пулеметной заставе. Интересно, что принесла разведка с другой
улицы, там был Степан, может быть, он действовал более разумно, чем Алеша. Все–таки у
офицеров были кое–какие силы, а пулеметы – дело серьезное. Наступать прямо по улице нельзя.
Следует пройти боковыми улицами и переулками. Можно выйти к пулеметам с тыла. А еще лучше
– через двор: двор городской управы – проходной. Богатырчук об этом знает.
Силуэт часового проходил мимо окна и вдруг заслонился новой тенью, гораздо более
стройной и тонкой, – кажется, офицер. Что–то застучало у самого здания гауптвахты – открыли
дверь, через полминуты загремел засов у входа в камеру. Дверь открылась, рука с керосиновой
лампочкой без стекла выдвинулась первая.
– Хорошо, – сказал кому–то Троицкий и закрыл дверь.
Алеша обернулся к нему, не снимая рук с подоконника. Троицкий поставил коптящую
лампочку на деревянную койку, расстегнул шинель и сел на табуретке против Алеши в углу.
– Пришел поговорить с вами. Не удивляетесь? Пожалуйста.
– Не курю.
– Я назначен председателем суда над вами. Но суд – дело быстрое и, в