264 / 354
262
дисциплине), такая логика будет первым камнем, положенным в основание определенной теории
поступка, т. е. определенной теории морали.
Во–вторых, логика нашей дисциплины утверждает, что дисциплина ставит каждую
отдельную личность, каждого отдельного человека в более защищенное, более свободное
положения. Представьте себе, что это пародоксальное утверждение, что дисциплине есть свобода,
понимается самими ребятами очень легко и на практике ребята вспоминают это утверждение, на
каждом шагу получают подтверждение, что оно верно, и а своих активных выступлениях за
дисциплину многие говорят, что дисциплина – это свобода.
Дисциплина в коллективе – это полная защищенность, полная уверенность в своем нраве,
путях и возможностях именно для каждой отдельной личности.
Конечно, в нашей общественной жизни, в нашей советской истории очень много можно
найти доказательств этого положения, и сама наша революция, само наше общество являются
подтверждением этого закона. Мы для того и сделали революцию, чтобы личность была свободна,
но форма нашего общества – это дисциплина.
Это второй тип общеморальных требований, который нужно предложить детскому
коллективу, и такой тип требования помогает потом воспитателю разрешать каждый отдельный
конфликт. В каждом отдельном случае нарушитель дисциплины обвиняется не только мною, но и
всем коллективом в том, что он нарушает интересы других членов коллектива, лишает их той
свободы, на которую они имеют право.
Между прочим, это происходит, может быть, оттого, что как раз беспризорные и
правонарушители, бывшие у меня, в значительном числе случаев побывали и таком детском
коллективе, где нет дисциплины, и они на своей шкуре испытали всю страшную тяжесть такой
бездисциплинированной жизни. Это – власть отдельных вожаков, так называемых глотов, более
старших, сильных беспризорных, которые посылали малышей на воровство и хулиганство,
которые эксплуатировали этих детей, и дисциплина для этих детей, страдавших от
бездисциилинированного состояния, являлась действительным спасением, действительным
условием человеческого расцвета.
Я, если было бы время, рассказал бы вам об очень ярких случаях почти мгновенного
человеческого возрождения благодаря тому, что мальчик попадал в дисциплинированную среду.
Но я расскажу сейчас один случай.
В 1932 г. я взял на вокзале в Харькове по распоряжению НКВД со всех проходящих через
Харьков скорых поездов 50 беспризорных.
Я взял их в очень тяжелом состоянии. Прежде всего, что меня поразило, они все друг друга
знали, хотя я взял их с разных поездов, главным образом идущих с Кавказа и из Крыма, но они все
были знакомы. Это было «курортное общество», которое разъезжало, встречалось, пересекалось и
имело какие–то внутренние отношения.
Эти 50 человек, когда я их привел, помыл, постриг и так далее, на другой день передрались
между собой. Оказывается, у них очень много счетов. Тот у того–то украл, тот оскорбил, тот не
выполнил слова, и я сразу увидел, что в этой группе из 50 человек есть вожаки, есть
эксплуататоры, есть власть имущие и есть эксплуатируемые, подавленные. Это увидел
не только
я, но и мои коммунары, и мы увидели, что допустили ошибку,
слив эти 50 человек, пытаясь
создать из них отдельный маленьким коллектив.
На другой день вечером мы их распределили между остальными 400 коммунарами, причем
распределили, придерживаясь правила, кто позлее – в сильный коллектив, а тот, кто помягче, – в
более слабый.
Мы в течение недели наблюдали, как при встречах они старались еше сводить прежние
счеты. Под давлением коллектива эти счеты были прекращены, но несколько человек убежали из
коммуны, не будучи в состоянии перенести свои расчеты с врагами более сильными, чем они.