267 / 354
265
С ним больше доктора возятся, чем комсомольцы.
Показывают на него:
– Вот человек болен. Вы, такой сильный коллектив, вы перековали столько человек,
неужели вы боитесь, что он плохо на вас повлияет? Ведь вас 456 человек! А он один.
Это убийственные доводы, это убийственная логика.
И вот что отвечали им коммунары, не такие опытные люди, но люди отвечающие за свой
коллектив
10
, тот же Робеспьер и другие. Они говорили:
– Если Иванов пропадет – правильно. Пусть пропадает. Если бы он украл что–нибудь –
одно дело. Но он был дежурным командиром, мы ему доверили коммуну, он председательствовал
на общем собрании и упрашивал нас – говорите то, что знаете. Тут не воровство. Это он один
нахально, цинично, нагло пошел против всех,
соблазнившись 70 рублями, пошел против нас,
против Мизяка,
который несколько месяцев собирал по 10 рублей из своего
заработка. Если
он
пропадет, нам не жалко его!
И, во–вторых, мы с ним, конечно, справимся. Мы не боимся, но нас не это интересует. Мы
потому и справимся с ним, что мы можем его выгнать. И если мы его не выгоним и другого не
выгоним, тогда наш коллектив потеряет свою силу и ни с кем не справится. Мы его выгоним, а
таких, как он, у нас 70 человек, и мы с ними справимся, именно потому, что мы его выгоним!
Чекисты
возражали, что вы все–таки теряете члена коллектива, у нас пятно на коллективе,
он пропадет. Им возражали коммунары: посмотрите на такую–то
колонию, на такую–то колонию,
где нет дисциплины, сколько она теряет
в год. Там бежит в год 50%. Значит, если мы настаиваем
так резко на
дисциплине, то потеря будет меньше, мы согласны его потерять, но зато справимся с
другими.
Спор шел долго, целый вечер. Наконец коммунары перестали возражать и даже
аплодировали хорошим речам чекистов. Но когда дело доходило до голосования и председатель
говорил: «Кто за то, чтобы выгнать Иванова?» – все сразу поднимали рука. Опять брали чекисты
слово, опять
убеждали, и я видел по их лицам, что они улыбаются, потому что
знают, что все
равно Иванова выгонят. И в 12 часов ночи постановили: выгнать именно так, как постановили
вчера, – открыть дверь и спустить с лестницы. Единственно, чего мы добились, что
не физически
выгнать, а
взять под стражу и отправить в Харьков.
Так и выгнали.
Конечно, потом я и другие приняли меры,
чтобы Иванова отправить в
другую колонию, но чтобы никто не знал, так как когда через год узнали об этом, то меня
спрашивали, как это я нарушил постановление общего собрания, – мы
постановили выгнать, а
он
ходил и хлопотал.
Этот случай явился для меня толчком, после
которого я долго
думал, до каких
пор
интересы коллектива должны стоять впереди интересов отдельной личности. И сейчас
я склонен
думать, что предпочтение интересов коллектива
должно быть доведено до
конца, даже до
беспощадного
конца – и в этом случае будет настоящее воспитание коллектива и отдельной
личности.
На эту тему я еще буду говорить. Сейчас только скажу, что этот беспощадный конец на
самом деле должен быть беспощаден только в логике, т. е. физически беспощадным он может и не
быть, т. е нужно так организовать технику беспощадности, чтобы интересы коллектива стояли
впереди интересов личности, но и чтобы личность не оказалась в тяжелом, катастрофическом
положении.
Наконец, четвертая теорема, которая должна быть внушаема и предлагаться детям как
чистая теория: дисциплина украшает коллектив. Эта сторона дисциплины – красота дисциплины,
эстетика дисциплины – является очень значительной. Как раз в наших детских коллективах,
насколько я знаю, делается очень мало в этом отношении. У нас порой бывает дисциплина,
выражаясь беспризорным языком, «занудная», скучная дисциплина разглагольствования,
понукания, надоедания болтовней. Вопрос о том, как сделать дисциплину приятной, увлекающей,
задевающей за живое, является вопросом просто педагогической техники.