291
Я бывало наслаждался. Дежурит сегодня девочка, которая вчера только кончила
педагогический институт. Мобилизуется вся коммуна, так как всегда найдутся воспитанники,
которые готовы ее надуть, и ей надо помочь.
– Лидия Петровна, я опоздал на работу, так как у меня ботинок нет!
И готово, она уже растерялась. И немедленно тут же кто–нибудь:
– А ну, ты врешь!
И это мобилизует весь коллектив.
Завтра дежурит суровый. Он ровно в 6 часов появляется, не дает никому проспать, откроет
дверь и только усом поведет, и все знают, что он не спустит.
В моей практике я был убежден, что педагог, воспитатель или учитель не должен иметь
права наказания, и я никогда не давал ему права наказания, даже выговора. Во–первых, это очень
трудная вещь. Во–вторых, я считал, что право наказания должно быть сосредоточено у одного ли-
ца, чтобы не путать и не мешать друг другу. От этого работа педагогов делалась труднее, ибо они
должны были иметь авторитет.
Говоря об авторитете, многие педагоги убеждены, что авторитет либо дается от бога –
родился человек с авторитетом, все смотрят и видят, что он авторитетен, либо должен быть
искусственно организован. Поэтому многие говорят:
– Что это вы при воспитанниках сделали замечание учителю. Вы подрываете его
авторитет.
По–моему, авторитет проистекает только от ответственности. Если человек должен
отвечать за свое дело и отвечает, то вот его авторитет. На этой базе он и должен строить свое
поведение достаточно авторитетно.
Работа педагога должна заключаться в наибольшем приближении к первичному
коллективу, в наибольшей дружбе с ним, в товарищеском воспитании. Инструментовка
педагогическая вообще сложная и длительная история. Например, сели один член коллектива
нарушил дисциплину, показал себя не с хорошей стороны, я требовал, чтобы педагог добивался
прежде всего, чтобы отряд занялся этим вопросом. Его работа должна заключаться в возбуждении
активности отряда, в возбуждении требований коллектива к отдельной личности
15
.
Я не могу останавливаться на методике работы отдельных преподавателей, это потребовало
бы много времени, но я скажу, как я сам с воспитанниками, с отдельными личностями работал как
воспитатель.
По отношению к отдельной личности я предпочитал и рекомендовал другим предпочесть
все–таки атаку в лоб. Это значит, если мальчик совершил плохой поступок, отвратительный, я ему
так и говорю:
– Ты совершил отвратительный поступок.
Тот знаменитый педагогический такт, о котором так много пишут, должен заключаться в
искренности вашего мнения, Я не позволю себе ничего скрывать, маслить, я говорю то, что я на самом деле
думаю. Это наиболее искренне, просто, легко и наиболее эффективно, но как раз не всегда можно говорить.
Я считаю, что разговор меньше всего помогает. Поэтому, когда я раз увидел, что мои разговоры не
нужны, я уже ничего не говорил.
Например, мальчик оскорбил девочку. Я об этом узнал. Нужно об этом говорить? Для меня важно,
чтобы и без разговора он понял, в чем дело. Я ему пишу записочку и отсылаю в конверте.
Нужно сказать, что у меня были такие «связисты». Это 10–летние мальчики с глазами
сложными, как у мухи: они всегда знают, где кого можно найти. Обычно такой связист –
хорошенький мальчик, имеет большое значение. Я передаю ему конверт. В конверте написано:
«Тов. Евстигнеев, прошу тебя зайти сегодня в 11 вечера
16
.
Мой связист прекрасно знает, о чем написана записка, что случилось, почему я его зову и т.
д., всю подноготную знает, но и виду не подает. Я ему говорю:
– Отдай записку.
И больше ничего не говорю. Я знаю, как это делается. Он придет в столовую: