302 / 354
300
Не было у нас ни огорода, никакого участка земли, и сметы также не было. Предполагалось, что
все как–нибудь устроится.
В первые годы коммуна жила на отчисления, которые производили чекисты Украины из
своего жалованья в размере ½ процента. Это давило в месяц около 2000 рублей. А мне нужно
было до 4000 – 5000 рублей и месяц, только чтобы покрыть наши текущие расходы, считая
школу. Остальные 2000 – 3000 рублей мне достать было негде, так как и работать было негде.
Были по недоразумению те мастерские, на которые еще от Адама и Евы Наркомпрос
возлагал свои надежды, это сапожная, швейная и столярная. Эти мастерские – сапожная, швейная
и ручная столярная, как вы знаете, считались альфой и омегой педагогического трудового
процесса, причем сапожная мастерская состояла в том, что в ней было несколько пар колодок,
несколько табуреток, были шилья, молотки и не было ни одного станка, не было кожи, и
предполагалось, что мы будем выращивать ручных сапожников, т. е. тот тип мастерового,
который нам сейчас абсолютно не нужен.
Такое же было оборудование и в столярной мастерской, где было несколько фуганков,
рубанков, и считалось, что мы будем выпускать хороших столяров, делая все вручную.
Швейная мастерская тоже была построена по дореволюционным нормам, и
предполагалось, что мы будем воспитывать хороших домашних хозяек, которые смогут в случае
чего подрубить пеленки, положить заплату и сшить себе кофту.
Все эти мастерские вызывали у меня отвращение еще в колонии им. Горького, а здесь я
совсем не понимал, для чего они устроены. Поэтому я со своим советом командиров закрыл их
через неделю, кое–что оставив для наших собственных нужд.
В первые три года коммуне им. Дзержинского пришлось пережить очень большую нужду.
Были моменты, когда мы в течение дня ели один хлеб. Насколько велика была нужда, можно было
судить по тому, что я первые 8 месяцев не получал жалованья, должен был кормиться тем самым
хлебом, которым кормилась и коммуна... Были моменты, когда в коммуне не было ни копейки и
когда надо было ходить «позычать», как говорят украинцы.
Представьте себе, эта нужда, несмотря на то, что мы переживали ее тяжело и с обидой, –
она–то и была прекрасным стимулом для развития труда. Чекисты – и я им за это очень
благодарен - никогда не соглашались перейти на смету и просить помощи у Наркомпроса: дайте
нам денег на содержание воспитанников. И действительно, было стыдно: построили коммуну, а
содержать детей не на что. И поэтому все наши усилия направились
к тому, чтобы заработать
самим – самое неприкрытое стремление заработать на жизнь.
Первый год мы очень много работали в своих столярных, мы делали все то, что требуется
для домашнего обихода, – стулья, шкафчики. И были заказчики. Делали очень плохо, заказчики
обижались, и обычно мы были в убытке. Стоимость материалов, электроэнергии, гвоздей, клея –
все это только–только совпадало с той ценой, которую мы назначали заказчикам, а труд наш не
оплачивался.
Помогло нам одно счастливое обстоятельство. Мы пригласили заведующего производством
Соломона Борисовича Когана, человека весьма беспринципного по отношению к педагогике, но
чрезвычайно энергичного. Я очень благодарен этому товарищу и считаю, что мне когда–нибудь
надо специально поблагодарить его за те совершенно новые педагогические принципы, которые
он внес в мое дело, несмотря на полную свою педагогическую беспринципность.
Прежде всего, он поразил меня своими первыми словами. Это толстый такой человек, с
животиком, с одышкой, очень напористый.
Придя в коммуну, он сказал:
– Как? 150 коммунаров. 300 рук не могут себе заработать на суп! Как это может быть? Они
должны уметь зарабатывать себе на жизнь, и не может быть иначе.
Это был принцип, в котором я раньше сомневался. Он доказал мне через