298
которые я с известным правом могу назвать вполне идеальными. В коммуне им. Дзержинского это
было приблизительно в 1930 –1931 гг.
Почему я называю этот период идеальным? Это был период, когда все мои коммунары
работали уже на настоящем производстве, т. е. была такая организация, в которой был
промфинплан, стройный порядок, в которой присутствовали все формы серьезного завода: –
планово –производственный отдел, нормировочный отдел, точнее – нормы для каждого дела,
стройная зависимость между всеми рабочими местами, очень строго разработанный перечень
деталей, снабженный не только количеством выпускаемых деталей, но и нормами выпуска, и
нормами качества.
Тогда производство было у нас вполне рентабельно, окупало не только себя, но и
коммунарский коллектив в его бытовой жизни и приводило к накоплению, т. е. у нас было
настоящее производство. И в то же время коммунары не получали заработной платы. Это,
конечно, спорный вопрос, и он остается спорным вопросом до сих пор. Я не знаю других
учреждений, которые проводили бы такой опыт.
Я был в то время противником заработной платы. Поднятие производительности труда,
исходящее из интересов коллектива, поднятие трудового энтузиазма постоянного наполнения, не
энтузиазма штурма и не энтузиазма ближайших целей этой шестидневки или этого месяца, а
энтузиазма спокойного, ровного, видящем далекие перспективы коллектива, и под влиянием этого
энтузиазма совершение огромной работы, требующей от педагога мобилизации психической,
физической и идеологической... Я считал такой энтузиазм наиболее ценным воспитанием, и я
глубоко был уверен, что заработная плата эту картину нравственного благополучия должна
несколько испортить и расколоть.
Я не могу сказать, чтобы введение заработной платы привело к каким–либо
дополнительным достижениям, и потому я продолжал отстаивать свою точку зрения. Я укалывал
на то, что работали без заработной платы и делали все, что нужно, превышая норму и превышая
план, и находились в полном благополучии с материальной стороны.
Но я был окружен настолько влиятельными противниками, отнюдь не заинтересованными в
моих педагогических устремлениях, но уверенными в том, что заработная плата повысит
интенсивность труда и заинтересованность воспитанников в труде, и настолько эта точка зрения
поддерживалась моим руководством, что я не имел возможности и сил бороться с этой
тенденцией, и поэтому последние годы я прожил в обстановке заработной платы
2
.
Поэтому я сейчас могу отбросить другие положения и считать, пожалуй, их негативными
положениями трудового воспитания. Это такие положения, когда нет производства, когда нет
коллективного труда, а когда есть отдельные усилия, т. е. трудовой процесс, имеющий целью дать
якобы трудовое воспитание.
Я не представляю сейчас себе трудового воспитания коммунаров вне условий
производства. Вероятно, что такое воспитание также возможно, т. е. воспитание в труде, не
имеющем производственного характера. Такое воспитание я пережил сравнительно недолго,
впервые годы в колонии им. Горького, когда поневоле из–за отсутствия производственной арены,
производственного оборудования мне пришлось довольствоваться, так сказать, производственным
самообслуживанием и так называемым производственным процессом.
Правда, я никогда не имел хорошо оборудованного учебного производства. Когда я его стал
иметь, оно не играло самостоятельной роли, а было подспорьем по отношению к коллективному
производству. Во всяком случае, я уверен, что труд, не имеющий в виду создания ценностей, не
является положительным элементом воспитания, так что труд, так называемый учебный, и тот
должен исходить из представления о ценностях, которые труд может создать.
В колонии им. Горького просто из–за нужды я торопился перейти к производству. Это было
производство сельскохозяйственное. В условиях детских коммун сельское хозяйство почти всегда
является убыточным. Мне удалось в течение двух лет, и только благодаря исключительным
знаниям и умению агронома