56 / 354
54
там написано: в 1913 г. Это неправильно.
И вот сейчас мои летчики давно уже летают. Они приезжают ко мне с капитанскими
петлицами и рассказывают о настоящих технических и человеческих чудесах их жизни.
Они не сомневаются в своем высоком счастье, но они не знают настоящей его грандиозной
величины. А я, глядя на них, вспоминаю один случай из моей жизни. В этом случае дело идет
тоже о летчиках и о мальчиках, но это было в 1912 г.
Я тогда работал учителем на небольшой узловой станции на Херсонщине
2
. Нас окружала
степь, до ближайшего города было 70 верст. На станции школа была организована для детей
линейных служащих, дорожных сторожей, стрелочников с полустанков. При школе было и
общежитие. Всего у меня под началом было около двухсот ребят, мальчиков и девочек.
Жизнь наша протекала более чем скромно: какие приключения могли произойти в
херсонской степи в 1912 г.?
И вдруг первого декабря в морозный бесснежный день над станцией закружил аэроплан. Не
только мои ребята, но и учителя аэроплан видели впервые в жизни. Конечно, мы бросили уроки и
выбежали на широкую площадь перед зданием школы. Аэроплан сделал несколько кругов над
нами и вдруг пошел на посадку – прямо на нашей площади. Обрадованные, ошеломленные и даже
перепуганные, мы бросились к нему. К нам спустился человек в кожаной куртке, а на куртке
блестели золотые погоны поручика. За ним вылез другой – солдат, потом оказалось, что это
механик.
Мои ребята пораженными взглядами рассматривали и диковинную машину, и самого
поручика. Мы пригласили его в школу.
Выяснилось, что военный самолет по какому–то особенному заданию совершает
небывалый в истории перелет Киев – Севастополь. Фамилия поручика была Абронский
3
. В моторе
испортилась какая–то часть. Вечером того же дня механик уехал в Киев получить новую часть, а
поручик остался жить у нас. И я и ребята близко с ним познакомились, да ему и делать было
нечего, только и оставалось пребывать с нами.
Сначала нас смущало небывалое общество. С одной стороны, кожаная куртка гостя род-
нила его с нами, было в нем что–то похожее на паровозного машиниста, с другой стороны,
золотые погоны проводили между нами и им какую–то черту отчужденности, мы не привыкли к
таким знатным людям.
Видели
иногда, на станции приезжавшего по делам жандармского
ротмистра, но даже старались и не смотреть на него, так это было для нас далеко.
Но поручик оказался настоящим человеком: простым, веселым, добродушным. Мои ребята
сдружились с ним очень быстро, и нельзя было не
полюбить его: так необычно было видение
человека, летающего в воздухе.
Для
нас не было сомнений в том, что это человек страшной,
невиданной еще в мире смелости, человек крайней отваги и человеческой доблести. И, вероятно,
это было близко к истине. Мы знали героические имена некоторых погибших летчиков, следили за
гибельными подробностями тогдашних первых перелетов. А теперь среди нас находился живой,
симпатичный человек, только что совершивший героический прыжок в воздухе. Завтра он
получит какую–то там часть и снова поднимется в воздух, чтобы долететь
до Севастополя или
погибнуть в пути. И то обстоятельство, что поручик не гордился перед нами своим героизмом, что
он умел пошутить, поговорить с ребятами, что он запросто разделял с нами наш скромный обед,
еще больше увеличивало его человеческую прелесть.
Когда механик привез запасную часть, мы целый день провели у аэроплана, Поручик с
механиком целый .день провозились у мотора, измазались, утомились, обедать не пошли.
Абронскнй во что бы то ни стало решил вылететь 4–го, чтобы поспеть к параду 6 декабря в
Севастополе. Но что–то у него не ладилось, он и 4–го работал над мотором.
Было уже после полудня, когда он кончил ремонт. Мы уговаривали его