7_Makarenko

280

формах, потому, что мы еще и говорить часто с ребятами по-настоящему не умеем. А нужно

уметь сказать так, чтобы они в вашем слове почувствовали вашу волю, вашу культуру, вашу

личность. Этому нужно учиться.

Заканчивая, я от души желаю вам в вашей работе успеха. Уверен, что у вас не меньше

всяких мыслей и изобретений, чем, скажем, у меня, только я отличаюсь многословием —

пишу книги, а вы, может быть, помалкиваете, хотя у каждого из вас есть очень интересные

новеллы. ( П р о д о л ж и т е л ь н ы е а п л о д и с м е н т ы . )

З а к лючи т е л ь но е с ло в о

Я думаю, что не нужно никакого заключительного слова, а я просто отвечу на

вопросы и записки.

Вот одна записка, касающаяся очень важного вопроса, вопроса о риске:

«В

Ленинграде был случай, когда ученик, получив плохую отметку, покончил жизнь

самоубийством - выбросился из окна класса. Как быть в таких случаях?»

Совершенно правильно поставленный вопрос. Но в самом вопросе заключается ответ.

Какой риск был в том, что ученику была поставлена плохая отметка? Это совершенно

узаконенная, нормальная, средняя мера.

Никто же не думает, что как только ставишь отметку, так и отнимай у ученика нож

или смотри, чтобы он не выбросился из окна. Это самая нерискованная мера, а все-таки

ученик ненормально реагировал на эту отметку.

Что это значит? Это именно и значит, что какие-то другие меры, еще менее

рискованные, в общей сумме привели к тому, что маленькая плохая отметка оказалась

только лишь последней каплей. Вот это есть самый безобразный риск, который часто имеет

место. Мы накапливаем в своей работе мелкие, совершенно нерискованные влияния, будучи

уверены, что в каждом из них нет риска. Мы гладим мальчика по голове, мы портим ему нер-

вы хотя бы тем, что в школе содом и визг. Может быть, мы своим «ровным» голосом

вызываем у него отвращение к жизни, и потом ко всему этому прибавляется еще совершенно

нерискованная мера — плохая отметка, — и мальчик бросается из окна. Я и думаю, что

гораздо больший риск, по сути дела, часто заключается в нашем непротивленчестве, чем в

прямой, искренней открытой борьбе с некоторыми тенденциями в развитии ребенка.

У меня тоже были самоубийцы

, но они были именно тогда, когда я думал, что нет

никакого риска. И ошибался я чаще всего тогда, когда я был мягкотелым, неискренним,

неправдивым.

Учтите следующее важнейшее обстоятельство: если ваши ученики знают, что вы,

директор, и все ваши помощники, учителя, весь педагогический коллектив — люди с

открытой душой, люди справедливые, прямые, то в таком школьном коллективе не может

возникнуть мысль о самоубийстве. Как бы вы ни поступали, у учеников всегда будет ясное

представление, что это сделали вы — человек, известный каждому ученику как открытая

личность, и всегда у него возникает мысль о том, что вы правы, и именно к вам он пойдет за

советом, поговорить, подумать о том, что ему делать. А вот когда вы прячетесь от ученика за

ровным голосом, он никогда к вам не пойдет, он самое тайное, самое опасное переживание

обязательно от вас спрячет. Да и кого же потянет к человеку с ровным голосом!

Я в своей жизни из коммуны им. Дзержинского за 8 лет выгнал безжалостно на все

четыре стороны

, наверное, человек 10, причем выгнал, не замазывая ничем. Им было

сказано: «Выгоняем на все четыре стороны, потому что ты негоден, ты оскорбляешь и

обижаешь нас своим существованием. Мы прямо говорим, что ты низко стоишь как

человек». И что вы думаете, я не дрожал несколько ночей, думая, чем все это кончится?

Дрожал, но я чувствовал внутреннюю потребность так поступить, мой поступок был под-

держан моей совестью. И вы знаете, что все эти выгнанные, потом, через 5—6—7 лет,

присылали мне письма.