278 / 370
276
случае командир соврать не может, и, правильно, не может, как бы он ни хотел соврать. И
вот эта идея уполномоченного с большими функциями и строгой ответственностью - разве
это не то, на чем дальше сбивается коллектив?! Это все относится к вопросу организации
центра.
Я не стану вас затруднять такими моментами, которые, может быть, для школы не
подойдут. Я обращаю ваше внимание на то, что вопрос о том, кто у вас в центре и в какой
зависимости эти уполномоченные стоят, вовсе не простой вопрос
Имейте в виду, что функции этого центра затрагивают другую очень важную область
педагогики, которую мы все давно признаем и уважаем, но в серьезной государственной
школьной организации не всегда применяем, — это наши взгляды на детскую игру. Мы
считаем, что ребенок должен поиграть, и игрушек у нас сколько угодно, но в то же время мы
почему-то убеждены, что для игры должно быть какое-то отдельное место, и этим все
участие игры в воспитании ограничивается.
А я утверждаю, что детская организация должна быть пропитана игрой. Учтите, что
речь идет о детском возрасте, у него есть потребность в игре и ее нужно удовлетворить, и не
потому, что делу время, потехе час, а потому, что как ребенок играет, так он будет и
работать. И я был сторонником того, что вся организация детского коллектива должна быть
проникнута этой игрой, а мы, педагоги, должны в этой игре принимать участие.
Когда ко мне приезжали наркомпросовские комиссии, наблюдали систему моих
рапортов, конечно, в душе я увядал, потому что прекрасно представлял себе, что они
смотрели на меня и думали: «Как будто бы и взрослый человек, как будто бы и не дурак, а
посмотрите, что он выделывает!» ( С м е х . ) А я говорил: «Есть! Есть! Есть! Есть! Есть!» И
так я «играл» шестнадцать лет, и не только в этом случае, а во многих случаях, в ту самую
пресловутую военизацию, за которую меня в свое время «ели», — в командиров, в салюты и
т. д. Настоящая военизация была в стрелковых кружках, а это была игра, в которой я
принимал участие, принимал участие потому, что я пришел к убеждению, что без такой игры
труднее создать настоящий, веселый и бодрый коллектив.
Причем я с удовлетворением отмечаю, что эта «игра» постепенно внедряется.
Возьмите, например, школы подготовки артиллеристов
8
. Там уже ввели немножко эту игру.
Это не специальные учебные упражнения, это специальная эстетика, которая в детском кол-
лективе необходима.
А вы думаете, что мы с вами не играем? Играем! Возьмите все эти галстучки,
булавочки, кошечки, собачки! Это тоже игра. Как будто бы это принято, а на самом деле мы
играем — иногда играем в важность в своем кабинете, иногда играем в книжность, когда мы
обставимся книжками и думаем — у нас есть библиотека. Ведь играем же мы в библиотеку?
Играем. Разложим книжки, а очередной номер журнала держим под подушкой. А в гостиную
разве мы не играем? Играем. И в столовый прибор, и в ножички для разрезания лимона и
апельсина играем, хотя никогда никакого лимона и апельсина этим ножом не разрежешь!
( С м е х . ) А почему, как только дети — так сплошная серьезность, сплошная мораль,
мораль, учеба и учеба? А поиграть? «Он на перемене поиграет», — говорит педагог. «Пойди
побегай, но только смотри, чтобы стекло не разбил, грязи не нанес, чтобы нос не разбил!»
( С м е х . )
И вот я считаю, что это привлечение игры в детский коллектив совершенно
необходимо… Я дошел бы еще до больших чертиков в этом отношении, но, во -
первых, мне не позволяли, а во-вторых, я чувствую, что я буду играть один, потому
что никто больше играть не хочет. (Смех.) Между прочим, когда меня спросили в
НКВД, какую форму для коммунаров выдумать, то я постеснялся сказать, но вам
скажу по доверию, в расчете, что вы никому не расскажете. Я считал, почему
женщины носят страусовые перья, почему только им это можно? А, по -моему, нужно
отобрать у них страусовые перья и оставить их для школьников. Во всяком случае, в