284 / 370
282
Теперь о педагогическом гневе. Не подумайте, пожалуйста, что я вас призываю
вместо ровного голоса к грозному стуку кулаками по столу, крику и т.д. Это не может
произвести полезного действия.
А то, что я ударил Задорова и это произвело полезное действие, произошло потому,
что Задоров был большой человек. Вы в «Педагогической поэме» не обратили на это
внимания. Задоров был человек большой души, он сумел понять очень многое, а это бывает
редко. Он и теперь такой. А если бы я нарвался не на него, а на такого, который бы мне
сдачи дал, то было бы совершенно другое. Но именно потому, что это был Задоров, он ко
мне пришел немедленно после удара на помощь, он понял, что я его ударил, а сам погибаю
от этого.
Так что в том случае это было полезно, а вообще – это преступление. Почему?
Конечно, иногда ударить человека полезно, в особенности взрослого. Есть такие люди, что
каждый из вас набил бы ему морду и считал бы себя правым. ( С м е х . ) А все-таки никто
такого права не имеет. И если бы представить право физического наказания, то, поверьте
мне, самые худшие представители стали пользоваться этим правом больше всех. Так что о
физическом наказании разговаривать нельзя.
Точно так же: Что такое гнев? Все надо понимать диалектически. При мастерстве гнев
звучит иначе. Если вы мастер, то вы будете переживать негодование, но у вас это не примет
никаких антипедагогических форм. Это будет искреннее проявление вашего настоящего
человеческого чувства, но не вообще человека, а мастера-педагога.
Я хочу несколько развернуть эту тему. Не только гнев противополагается ровному
голосу, а вообще живое переживание человека. Надо представить себе всю лестницу: от
простого недовольства до гнева. Я должен сказать, что я тут научился поневоле, и я знал, что
значит сказать: «Здравствуй» — сухим, сдержанным тоном и «Здравствуй» — спокойным,
добрым тоном; или: «Все. Можешь идти» — суровым, холодным тоном; или: «Все. Можешь
идти» — сдержанным, но мягким тоном. Все это практика. И если вы поставите перед собой
несколько таких интересных задач и поупражняетесь, то это будет очень неплохо. Я
неоднократно заставлял упражняться своих сотрудников в подобного рода вещах. Я говорил
иногда:
- Я — директор, ты — ученик, ты украл 3 рубля. Вот я буду с тобой разговаривать, а
остальные слушайте, как я с ним разговариваю.
Вот представьте что я ученик, украл 3 рубля. Попробуйте со мной разговаривать.
Задавайте мне вопросы. Как вы будете спрашивать: «Скажи, ты это сделал?» Или: «Это ты
сделал. Я знаю!» ( С м е х . ) Вот попробуйте. Ведь пустяковая задача, а встречается на
каждом шагу. И без постановки голоса, без мимики здесь ничего не выйдет.
Это разворачивание вашего мастерского тона проявляется не только в крайних
категориях гнева или радости.
Вот вам иллюстрация. Рыжиков спрашивает Ножика:
- Чего ты стараешься?
- А мне понравилось...
- И Захаров понравился?
- О! Захаров очень понравился!
- За что ж он тебе так понравился?
- А за то... за одно дело.
Хитрые большие глаза Ножика обратились в щелочки, когда он рассказывал, чуть-
чуть поматывая круглой головой:
- Одно такое было дело, прямо чудо, а не дело. Он мне тогда и понравился. У
нас свет потух, во всей колонии потух, во всем городе даже, там что-то такое на
станции случилось. А мы пришли в кабинет и сидим — много пацанов, на всех