238
женился. А сам некрасивый. Какая же гарантия, что такая женщина не будет тебе изменять? А он
нарвался на легкомысленную особу. Он человек больших чувств - запил. И теперь пьет. Я уже его
взял в руки, я его отправил в
18
… Все силы он направил на это, но не мог.
И некоторые из Горьковской колонии, хорошие ребята, только потому, что я не справился с
этим проклятым грехом, не научил, как его привести в культурный вид, пьют. Мы все кричали: не
пей, не пей, будь как голубь.
Точно так же и с курением. Я не пошел на путь максимализма, я покупал табак и папиросы, и
они курили в моем присутствии, у меня прикуривали. И именно это позволяло мне вести борьбу с
курением другими средствами, средствами убеждения, врачебным вмешательством и, наконец, стар-
шие курят на договоре: вы курите, а младшим курить не даете. И уже при этом условии - младшим не
покурить.
Конечно, я мог вызвать врача, своего [бывшего] воспитанника, и сказать ему: вызови к себе,
посмотри и попугай. И тогда врач вызывал мальчика и говорил: что у тебя с легкими делается, ты год
проживешь. «А что такое?» - «Да там же один никотин». Я ему не запрещал курить, а доктор его пу-
гал. И процент курящих у меня был невелик, он не превышал 15-20. И очень многие взрослые маль-
чики - комсомольцы бросили курить именно потому, что я из него не делал максималистской про-
блемы
19
.
Что это все доказывает? Прозаичность нашего этического подхода, близость к жизни, то, что
по нашим силам, то и есть наша этика, то, что вы способны сделать. Мы требовать должны, но ис-
ключительно посильные требования. Я в особенности считаю, что в нашей коммунистической этике
всякое превышение уровня требований может только калечить.
Я помню спор между двумя студентами, моими воспитанниками. Один из них 19 лет. Вдруг
на него нашла такая мизантропия: «А для чего жить, а какая цель?» У вас это тоже, наверное, бывает.
Встает вопрос: а для чего жить? А какая цель жизни?
И потом такая сентенция: везде материя, материя и материя. Живем, а потом умрем и сгнием.
Я с ним возился, возился - не за что взять. А тут приехал товарищ и замечательно сказал:
«Материя, говоришь?» - «Да» - «И музыка Чайковского тоже материя?» - «Да» -
«Ну, что ж, с такой материей и жить можно. Материя хорошая. Никакой другой материи не хочу и
духа другого не хочу». И убедил человека
20
.
И от всей этики ничего не останется, если говорить высокими выражениями о добре, истине и
т.д. Наша этика должна быть этикой прозаической, деловой, сегодняшнего, завтрашнего нашего
обыкновенного поведения. Вот почему и разделы, которые у нас проходят между добром и злом,
между правильным и неправильным, выражаясь по старому, проходят не по тем линиям, как в хри-
стианстве.
Какое дело христианской этике до вопросов труда? Никакого. А у нас труд - это этическая ка-
тегория. Все обязаны трудиться, а раз обязаны все, значит, это норма морали.
Но возьмем более сомнительные нормы, например, такие нормы, которые не могут значиться
в христианстве, например, точность. Мы считаем часто, что у людей должны быть недостатки и
сплошь и рядом считаем, что если человек привык опаздывать, то это небольшой недостаток. Я в
коммуне известным образом преследовал любовь, так как не хотел, чтобы были ранние браки, считал,
что это большое зло, поэтому обрабатывал любовные сюжеты вескими педагогическими и непедаго-
гическими способами, то есть говорил: «Брось свою любовь». Так что это было объектом моего пре-
следования.
И все-таки был случай, когда, одна коммунарка назначила коммунару свидание
где-то в парке. А я нарвался на эту историю. Сидит она на скамье, я подсел и го-