234
наших замечательных советских женщин, которые работают вместе с нами, несут вместе с нами все
наше рабочее напряжение, и наши радости и печати, где-то там по ночам, когда глава семьи спит, чи-
нят носки.
Приятная это работа? Вы не думайте, что я достиг в этом деле совершенства, но я, честно, не
ношу носков и ботинок, я ношу сапоги и портянки, но я не эксплуатирую свою жену. И я не дошел
еще до того, чтобы купить себе хороший пиджачный костюм, как мне хочется, и чинить носки. Нет,
все-таки я еще носков чинить не буду. Я еще не достиг совершенства. Но я ставлю такую задачу.
Мы очень много эксплуатируем наших женщин. В коммуне я добился, что там не было экс-
плуатации девушек, а в жизни я вижу, что этого еще нет. В особенности я задумался над этим вопро-
сом недавно, когда пришла ко мне одна женщина. Ко мне иногда приходят разные люди. Но я никак
не мог ожидать такого страдания. Она пришла, сидит и плачет. «Чего вы плачете?» - «Не могу выно-
сить, как мужчины эксплуатируют женщин». – «Кого, вас?» - «Нет, я одинокая». Затем я понял, что у
нее есть основания страдать.
Это человек большой души, которая от революции ждала настоящего женского освобож-
дения. И она видит, что настоящего женского освобождения нет. Тут пережиток капитализма крепко
сидит у нас. Мы его всегда видим, все знаем, и все благодушно допускаем, пользуясь - чем? Преда-
тельски пользуясь тем, что женщины нас любят и хорошо к нам относятся. Предательски эксплуати-
руем не только работницу - женщину, но и любящего нас человека. Вот какая страшная форма экс-
плуатации. Это пережиток.
Есть пережитки не такие буржуазные в самом своем содержании, есть вытекающие из нашего
незнания, нашего неумения, из нашего роста - это уже не пережиток, а недожиток.
Но есть один сорт пережитков, о котором мы меньше всего думаем и которые составляют
настоящую систему пережитков старины. Это старая этика, старая система морали, по которой мы
жили, наш народ жил тысячу лет, а человечество 2 тысячи лет или больше. Мы закрываем глаза, мы
делаем вид, что мы этой старой системы морали не замечаем, что ее нет, а она есть. Не собрание пе-
режитков, не сумма отдельных атавизмов и пережитков, а система традиций, система взглядов, логи-
ка. Это христианская этика.
Нам кажется, что мы покончили с этим: храмы, батюшки, мифы. Вся догматика христианства
очень легко слетела с нашей территории. А вот этическая система, представления о поведении, тра-
диции, представления о нравах, об идеалах поведения у нас еще очень крепко живут, и у самых
настоящих советских людей, у членов партии, у настоящих большевиков. Этические представления
христианства.
Я под христианством вовсе не хочу понимать какое-то ортодоксальное христианство со всеми
его положительными утверждениями. Я под христианством понимаю все то, что выросло на христи-
анской почве. Я к христианству отношу всю европейскую цивилизацию, эту европейскую этику, ко-
торая выявляется не только в православном или в католике, а и в еврее и магометанине. Вся накоп-
ленная двухтысячной историей этическая жизнь классового общества. Это самая страшная груда пе-
режитков.
У себя в работе среди коммунаров я сначала по неопытности считал главным и самым труд-
ным объектом своей заботы воров, хулиганов, оскорбителей, насильников, дезорганизаторов. Это
характеры, которые ничем не удержишь. Не за что взяться. Буянят, бузят. А потом я понял, как я
ошибаюсь. Тот, который грубит, не хочет работать, который стащил у товарища три рубля из-под по-
душки, - это не было самой главной трудностью и не из этого вырастали враги в обществе. А тихони,
исусики, которые всем нравились, который все сделает, лишний раз на глаза не попадется, никакой
дурной мысли не выразит, - у себя в спальне среди 15 товарищей имеют сундук и запирают его на
замок.