72
переходит непосредственно к обобщениям в «старых добрых»
макросоциальных терминах, говоря о
классах, идеологии, фашизме,
государственной власти
и т.д.
216
В центре же внимания memory studies
оказывается скорее средний уровень, который мыслится в терминологии
интерсубъективных отношений
, процессуальность и вариативность
которых принципиально отличается от статичности социальных
институтов.
Отметим также, что и oral history, и memory studies существуют в
основном в виде междисциплинарных пересечений и гибридов – на стыке
с антропологией, исторической психологией, постколониальными и
гендерными исследованиями, а также исследованиями культуры в духе
Э.П. Томпсона и Р. Уильямса
217
. Общим для них стало стремление
«предоставить голос угнетенным», что парадоксальным образом не только
не исключало, но даже скорее усиливало признание активной роли
исследователя
218
. Однако в центре методологической программы устной
истории лежит теория нарратива – анализ специфики конструирования
авторской точки зрения, сюжетопостроения, способов артикуляции
идентичности и т.д.
219
Memory studies же интересуются не столько
проблематикой нарратива, сколько теорией практик и коммеморативными
ритуалами, социально-культурными рамками памяти, телесными
216
Например, см.:
Passerini L.
Work Ideology and Consensus under Italian Fascism // The
Oral History Reader. Р. 53-62. В значительной степени эту установку разделяет в своей
знаменитой работе и П. Томпсон.
Томпсон П
. Голос прошлого: устная история. М.:
Весь мир, 2003.
217
В этом смысле весьма показательными представляются слова П. Томпсона:
«История не должна просто убаюкивать; она должна бросать вызов, разъяснять и
способствовать переменам. Она должна охватывать всю сложность существующих
противоречий <…> Нужна история, побуждающая к действию – не к закреплению
существующего порядка, а к изменению мира».
Томпсон П
. Голос прошлого. С. 33.
М. Фриш также отмечает, что устная история стремится не только интерпретировать
мир, но и изменить его.
Frisch M.
A Shared Authority. Р. xxiii.
218
Например, см:
Portelli A.
What Makes Oral History Different. Р. 72-73;
Borland K.
‘That’s not what I said’ // The Oral History reader. Р. 189-205.
219
Часто теории нарратива используются устной историей не в структуралистских
версиях, а в постструктуралистских модификациях. «Всерьез говоря о нарративе,
пытаясь понять его культурное измерение, мы должны читать интервью так же, как
Лакан читал Фрейда, а Альтюссер – Маркса. Этот метод чтения Альтюссер назвал
‘симптоматическим’. <…> Именно на уровне теореического и идеологического
контекста, в рамках которого слова и фразы, а также отсутствие некоторых слов и
проблем, – мы обнаруживаем синтез всех структурных отношений в интервью, равно
как и специфическое отношение индивида к его собственному восприятию истории».
Grele M.
Movement without Aim: Methodological and Theoretical problems in Oral History
// The Oral History Reader. Р. 45-46.