96 / 166
94
В голубиных горах,
Кривоногому мальчику вторя.
Да не будет дано
И тебе, облака торопя,
В темноте увидать
Мои слёзы и жалкое горе.
Пусть меня отпоёт
Хор воды и небес, и гранит
Пусть обнимет меня,
Пусть поглотит,
Мой шаг вспоминая,
Пусть меня отпоёт,
Пусть меня, беглеца, осенит
Белой ночью твоя
Неподвижная слава земная.
Всё умолкнет вокруг.
Только чёрный буксир закричит
Посредине реки,
Исступлённо борясь с темнотою,
И летящая ночь
Эту бедную жизнь обручит
С красотою твоей
И с посмертной моей правотою.
Первая строфа представляет собой обращение поэта к судьбе и род-
ному городу – обращение с мольбой дать ему умереть именно здесь, до-
стойно и без слез. Впрочем, может быть, слезы будут, будет и «жалкое го-
ре», но пусть милосердная темнота скроет их от глаз любимого города. С
первых же строк город становится для читателя живым существом. И дело
не только в интимном обращении поэта к нему «на ты» – олицетворение
поддерживается и подчеркивается глаголом «увидеть» и деепричастием
«торопя».
Вода и отражающиеся в ней небеса, составляющие единый хор, гра-
нит – все это неотъемлемые приметы
Петербурга
. «Хор воды и небес»,
кроме того, намекает на дожди, грозы и наводнения, т.е. обычную петер-
бургскую погоду. «Белая ночь» в сознании русского читателя тоже нераз-
рывно связана с северной столицей. Надежда на то, что эта белая ночь от-
поёт, а гранит петербургских набережных обнимет поэта вместо могиль-
ной земли и будет вспоминать его шаги, закрепляет неразрывную связь
лирического героя со своим городом. Слово «беглец» оказалось воистину
провидческим – ровно через 10 лет, 4 июня 1972 г., Бродский (не по своей