23 / 110
21
соборности. Покоренный радостной верой людей в идею «освобождения,
воскресения и подъем», его герой восхищается: «И это создала церковь,
вообще церковь... создала идею света и жизни!» [14, c.188].
Все люди, которых собрала церковь в эту ночь: и грешные, и
слабые – заслуживают поклонения, по мысли автора, только за то, что
они способны чтить прекрасную идею. «Величайшее отдает себя на позор,
на смерть, чтобы убить смерть! – восклицает Качков. – Ведь такому
человечеству, раз сумело оно подняться до этого и чтить это, – какие бы
оно ошибки не совершило, – все можно простить, все! Верить в него
можно!» [14, c.183]. Так впервые у Шмелева мотив веры звучит в
огромном диапазоне, и связано это со все более уверенным постижением
автором идей русского православия.
Наиболее проникновенные строки рассказа посвящены храмовому
Богослужению. Оно также опоэтизировано Шмелевым через мотив
красоты соборного единения, ведущий за собой мотив гармоничной
связи всего пространства города, его пронизанности красотой: «Звон
заполнил весь город. И плавал, и накрывал, и тихо глушил, и заставлял
дрожать грудь. И казалось, что на город вылился звонкий хрустальный
дождь или морозное серебро» [14, c.190]. Или: «Только теперь по народу
можно было отыскать церкви. Да они уже начинали обозначаться на
темном небе огненными верхушками» [14, c.189]. Важно и появление
мотива зеркальной отраженности, усиливающего основные мотивы. Так, о
церкви Иоанна Богослова говорится: «Иван Богослов сиял... Мальчишки
глазели на это чудесное, огненное и цветное, и в глазах их горели свечи,
тускло блестели головы и промытые щеки. И сиял над белой палаткой
крест в красных кубастиках» [14, c.189].
Уже упоминаемый нами мотив детской души в ее устремлении
к Божественному в данном контексте особенно значим. Именно дети, как
ассоциированно показывает автор, – в центре этого гармоничного круга, –
они живая связь земли и Неба: «И уже катились на улицу голоса, и
ребячьи голоски дискантов высоко возносили: “...ангелы по-ю-ут на не-бе-
си!”» [14, c.187]. Характерно в этом плане признание писателя,
отмечавшего в своей автобиографии, какое воздействие на него в детстве и
ранней юности оказала церковь: «Много поэзии, много чудесных
переживаний, неуловимых... Красивые, малопонятные церковные слова,
церковное зрелище – служба – давали питание душе, сообщали
толчки» [16].