Background Image
Table of Contents Table of Contents
Previous Page  29 / 110 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 29 / 110 Next Page
Page Background

27

золотом, и густым, и жидким, и белые голуби, еще уцелевшие от ружья,

взлетали сверканьями над ними» [2]. Как видим, художник живописует

подлинно иконописными красками, интонируя эффект приобщения

человека к великим христианским прозрениям. При этом авторский

комментарий у Шмелева почти отсутствует, – он воздействует на читателя,

прежде всего, своим стилем, погружающим читателя в стихию

подтекстово-символических

ассоциаций.

Лишь

прорывающаяся

экспрессивная фраза: «Если бы все так чувствовали… какая бы жизнь

была!» [2, с.104] – свидетельствует об открыто заявленной позиции

повествователя.

Событие, превратившее у Шмелева Савла в Павла, было воистину

незаурядным. Возбуждаемая Семеном, главой комитета бедноты в деревне,

толпа, а точнее, как объясняет Семен, «пятеро последних воров и

негодяев» совершили злодеяние: утопили в пруду имения старика-генерала

и его внука Мишу, парализованного юношу, упавшего однажды с лошади.

Но случилось чудо: Миша не только не утонул, но вышел из проруби

исцеленным. Через три дня он пришел к потрясенному Семену со Святым

Евангелием и стал читать про чудо в купели Силоамской. «И прочитав,

сказал: “отпущаются тебе грехи твои!”» [2, с.103]. С того часа Миша и

Семен стали ходить по народу и проповедовать. Мишу все стали

воспринимать как блаженного. Семен Устиныч восхищается: «Он подвиг

принял!» [2, с.104]. Но Миша не соглашается. Детскими ясными глазами,

глядя на собеседников, он объясняет: «Подвига нет тут, а…я хожу и

ничего не имею. У нас все взяли. Когда я исцелел, я понял, что это нужно,

чтобы у меня ничего не было. Хожу и читаю Евангелие. У меня даже

Евангелия нет, я наизусть» [2, c.104]. И через унижения, и поношения

приходится проходить Мише, но он держится с кротким смирением, читая

своим обидчикам: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят» [2, с.105].

Здесь Шмелев касается очень серьезной и сложной проблемы

подвига юродства во Христе, которая имеет свои глубочайшие корни в

истории православия. На Руси этот чин святости появляется в начале XIV

века. Его современные исследователи утверждают: «Юродивые, осеняемые

благодатью свыше, всем существом своим начинают ощущать суетность и

недолговечность всех земных радостей… Не все в этом виде

подвижничества объясняется законами разума, многое может быть усвоено

только верой» [3].