27
золотом, и густым, и жидким, и белые голуби, еще уцелевшие от ружья,
взлетали сверканьями над ними» [2]. Как видим, художник живописует
подлинно иконописными красками, интонируя эффект приобщения
человека к великим христианским прозрениям. При этом авторский
комментарий у Шмелева почти отсутствует, – он воздействует на читателя,
прежде всего, своим стилем, погружающим читателя в стихию
подтекстово-символических
ассоциаций.
Лишь
прорывающаяся
экспрессивная фраза: «Если бы все так чувствовали… какая бы жизнь
была!» [2, с.104] – свидетельствует об открыто заявленной позиции
повествователя.
Событие, превратившее у Шмелева Савла в Павла, было воистину
незаурядным. Возбуждаемая Семеном, главой комитета бедноты в деревне,
толпа, а точнее, как объясняет Семен, «пятеро последних воров и
негодяев» совершили злодеяние: утопили в пруду имения старика-генерала
и его внука Мишу, парализованного юношу, упавшего однажды с лошади.
Но случилось чудо: Миша не только не утонул, но вышел из проруби
исцеленным. Через три дня он пришел к потрясенному Семену со Святым
Евангелием и стал читать про чудо в купели Силоамской. «И прочитав,
сказал: “отпущаются тебе грехи твои!”» [2, с.103]. С того часа Миша и
Семен стали ходить по народу и проповедовать. Мишу все стали
воспринимать как блаженного. Семен Устиныч восхищается: «Он подвиг
принял!» [2, с.104]. Но Миша не соглашается. Детскими ясными глазами,
глядя на собеседников, он объясняет: «Подвига нет тут, а…я хожу и
ничего не имею. У нас все взяли. Когда я исцелел, я понял, что это нужно,
чтобы у меня ничего не было. Хожу и читаю Евангелие. У меня даже
Евангелия нет, я наизусть» [2, c.104]. И через унижения, и поношения
приходится проходить Мише, но он держится с кротким смирением, читая
своим обидчикам: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят» [2, с.105].
Здесь Шмелев касается очень серьезной и сложной проблемы
подвига юродства во Христе, которая имеет свои глубочайшие корни в
истории православия. На Руси этот чин святости появляется в начале XIV
века. Его современные исследователи утверждают: «Юродивые, осеняемые
благодатью свыше, всем существом своим начинают ощущать суетность и
недолговечность всех земных радостей… Не все в этом виде
подвижничества объясняется законами разума, многое может быть усвоено
только верой» [3].