20 / 110
18
инспектор о своей маленькой дочери, то подумал: «...и у ней вечное,
в глазах» [9, c.143].Так глаза ребенка – родное и близкое – связывается у
Шмелева с надмирным, звездным началом, связывается неоспоримо. «И
хорошо, что есть вечное, – думал податной, – не так страшно. Там, в
вечном, самое хорошее...» [9, c.144].
Впервые здесь возникает у Шмелева и такой значимый для его
прозы лейтмотивный образ, как образ свечи: здесь это поэтический
символ звезды, но звезды, символизирующей «царство света», в
шмелевском ассоциированном тексте равнозначное Божественной Истине.
И хотя в этом рассказе православный аспект исканий приглушен,
несомненно: именно от этой звезды-свечи тянутся лучи к образу «розовой
свечи пасхальной», знакомому нам по поздним шедеврам художника.
Рассказ «Карусель» (1914) относится к таким рассказам, в которых
сюжет практически отсутствует. Автор набрасывает пеструю
многоликую картину обыкновенного деревенского дня, полного мелких и
суетливых забот: «карусель» повседневности. Справедливо замечено, что
«калейдоскопичность, пестрота русской повседневности сочеталась в его
произведениях с затаенным ожиданием великого этического смысла,
должного радостного существования» [10]. Заглавие рассказа, как это
почти всегда бывает у Шмелева, заключает философскую символику. Да,
мир обыденной жизни, – а именно он постоянно привлекает внимание
писателя, – на первый взгляд, калейдоскопичен, в нем, как в беге
карусели, трудно обнаружить глубинный смысл, целесообразность. В
стиле пестрой мозаичной фрагментарности набрасывает писатель
обобщенную картину суетливого «дневного человеческого кочевья» [11].
Но рядом с этим дневным миром соседствует в рассказе и совсем «иной
мир», для которого писатель не пожалел торжественно-иконописных
красок: «Падает золотой вечер... Церковь теперь другая – розовая, легкая,
теплая... Если подняться на паперть, на третью ступень, – так много
золотого света на закате... А в нем горит золотой шар. Горит вся река, от
края и до края, горят золотые зеркала – оставшиеся на пойме лужи... А вот
уже в красной заре небо над рекой... В красном огне небогатые кресты, в
красном сиянии Всевидящее Око...» [11, c.19]. В критике начала века не
осталась незамеченной влюбленность Шмелева «в жизнь, в природу и в ее
краски, в которые он с такой жадностью всматривается и с такой
расточительностью разбрасывает в своих произведениях» [12].