19 / 110
17
замечено Шмелевым, усиливается и напряженность его дальнейших
взволнованных раздумий. И в обрисовке этой внутренней динамики
душевных
движений
героя
Шмелев
мастерски
использует
ассоциированную символическую образность, связанную с образами
внешнего мира.
В повествование входит мотив неба, его звездной высоты,
русской зимней дороги. В финальной части картина морозной звездной
ночи, «звонкой» дороги «под колокольчиком» лирична, прекрасна и сама
по себе, – краски отобраны автором взыскательно. Но она необходима
Шмелеву не только для поэтизации трогательного русского пейзажа.
Образ зимней дороги как бы окольцовывает повествование, внося в него
тему величавых русских просторов, противопоставленных суетной и
мелочной городской жизни, вводит мотив первозданной чистоты,
умиротворяющей душу человека. Последние страницы рассказа – это
почти сплошной внутренний монолог героя, мастерски оттеночно
интонированный.
В начале обратного пути герой воспринимает все вокруг сквозь
призму своего удрученного состояния: «Месяц высоко-высоко... в
широком цветном кольце, точно схваченный в неволю небом...» [9]. Но
здесь же заметен и лейтмотивный образ, неизменно сопровождающий
героя: «А впереди, над видимой чуть каймой надвигающегося сплошного
леса – звезда. Какая звезда? Не все ли равно какая. Как крупный алмаз,
как кусок несбыточного чистого хрусталя, врезана она в темно-голубой
полог – недосягаемая отдушина в царство света…» [9, c.143]. Этот образ
– звезды – теперь с ним в течение всего пути: «Опять посмотрел на
звезду. Подумал – вечная. И от этого стало легче...» [9, c.143]. Обратим
внимание, что в данном контексте небо воспринимается как
притягательная, но далекая, несбыточная красота. Однако чем больше
инспектор о нем думал, тем ближе оно становилось, – и физически, и
ментально: «И вспомнил, что тут где-то видел звезду, захотел увидеть
опять и открыл глаза. Совсем на черных вершинах близкого леса лежала
звезда, давая от себя вверх голубой лучик, – как бриллиантовая
свеча» [9, c.144]. Этот мотив звездного притяжения духа не случайно
нарастает у героя по пути к дому, как бы помогающему попавшему в
лабиринт глухих сомнений человеку выбрать правильный вектор, понять,
что там, вверху, самые надежные – вечные начала бытия: «И еще вечное
есть... любовь... чувство долга... Бог» [9, c.144]. Когда вспомнил