15 / 110
13
Герои же, которым эта Истина открылась, как открылись Дроби и
его спутнику пространства светлой воды, чистых далей, прекрасных
цветов и белых, сверкающих в золотом просторе птиц (замечательна
символика этой кульминационной сцены рассказа), обретают для себя уже
неизбывное чувство радости и «светлой уверенности»: Дробь убежден,
что, «ежели кто поймет всю суть жизни, так такая в нем может произойти
радость... И все ему радостно! И солнышко, и дождичек» [3, c.108] Так с
мотивом «силы духа» тесно переплетается у Шмелева еще один
важнейший мотив всего его творчества – мотив радости, которую дает
человеку приобщение к православной вере.
Обнаруживается в связи с этим здесь и тесно сопряженный с
евангельскими заветами мотив детской чистоты и доверчивости как
залог бесконфликтного приятия Божественных Истин («Будьте, как
дети...»): недаром же Шмелев упоминает о детском взгляде Дроби.
Итак, очевидно: рассказ «Под небом» занимает в творчестве
Шмелева совершенно особое положение как произведение, заключившее в
себе ростки многих идей, «проросшие» в его дальнейшем творчестве, –
мы коснулись лишь одного важного аспекта: формирования системы
лейтмотивов, связанных с христианской проблематикой.
Признанным шедевром дооктябрьского творчества И. Шмелева, его
«визитной карточкой» в восприятии читательской массы России, стала
повесть « Человек из ресторана» (1911). Здесь писатель виртуозно
использовал форму сказа, поразив глубиной перевоплощения в своего
героя: мир дается здесь через восприятие официанта Скороходова, на чью
долю выпала служба, лишившая его имени: ведь официантов было
принято призывать окриком «человек!» Шмелев символически обыгрывает
это самим заглавием повести с его явной полемической заостренностью.
Связав атмосферу этой повести с традицией Достоевского (времени
повестей «Бедные люди», «Униженные и оскорбленные»), И. Ильин,
назвал ткань повествования Шмелева «эмоционально-аффективной»,
заметив, что « художественный акт Шмелева есть прежде всего
чувствующий акт
» [5. Курсив автора]. «У “Человека из ресторана”, –
писал он, – любящая, очень впечатлительная и тонко, глубоко
чувствующая душа, с большим внутренним достоинством и склонностью
к философскому рассуждению: и вот его записки превращаются
в
исповедь раненого сердца
» [5, с.111. Курсив автора]. Заметим, что эти