13 / 110
11
В рассказе «Под небом» Шмелев погружает читателя в стихию
поэтичных народных сказаний, поверий, связанных со светлой мечтой
о счастье. Дробь ведет охотников на Провал-болото семи верст кругом,
куда люди не ходят. А между тем где-то там есть «такая красота божья,
такой рай, что во всей земле нет такого рая!» [3, c.120]. Но видел его
только дед Софрон да сам Дробь, а люди боятся смерти: «Нет у них духа
силы пойти и узреть счастье!» [3, c.120]. Дробь верит: «...ежели пожелать
сильно, всем духом, так можно найти...» [3, c.120]. Как видно, писатель
дает здесь еще один эстетический вариант «живой жизни» древнейшей
притчи о праведной земле. В шмелевской интерпретации мечта о
социальной справедливости приобретает черты Божественной, райской
красоты.
Поэтически оттеняет эту притчу и рассказанная Дробью легенда
о происхождении Провала: как превратились по воле Николая Угодника
здешние земли в болото, – из-за боярской жестокости, – сам боярин – в
вечно тоскующую птицу выпь, дочь его, добрая боярышня, – в белую
лебедь, а мужики – в лебедей. Облик человеческий может вернуться к
ним, когда «однажды утром» «придет правда и наступит рай
земной» [3, c.136]. Вот почему Дробь никогда не охотится в этих местах,
не поднимает ружье на птиц. Заметим, что здесь впервые у Шмелева
возникает образ Святителя Николая, любимейшего в нашем народе
Святого, и тесно связанный именно с его образом мотив христианского
чудотворения.
Значение прекрасных поверий оказывается, по Шмелеву,
необычайно важным для современной жизни. Несмотря на то, что
«белый день вел за собою все, что было вчера, что будет завтра»,
рассказчик обнаруживает в себе ощущение присутствия светлой сказки,
отнюдь не ушедшей с ночью: «Не она ли разлита кругом, в этой чаще... в
чуемых недалеко трясинах, в светлых голосах утра...» [3, с.138]. Это
чувство в душе героя росло и усиливалось. «Где-то в глубине себя я
чувствую иную силу, – признается он, – родную, близкую и мощную, как
жизнь, как мир, как это всеохватывающее небо. Она входит в меня,
втягивается, как земные соки в порожденную ими травинку. И я близок
ей, этой извечной силе, разлитой широким потоком... в солнце и под
небом... Она брала меня и растворяла. И я был ее ничтожным кусочком,
червем и веткой осинки, и каплей росы, и лихом... И Дробь,