275 / 370
273
Так проходило лето, а запорожский проект оставался проектом, ребятам уж и играть
надоело. В августе уехали рабфаковцы и увезли с собою новую партию. Целых пять коман-
диров выбыли из строя, и самая кровавая рана была на месте командира второго – уехал-таки
на рабфак Антон Братченко, мой самый близкий друг и один из основателей колонии имени
Максима Горького. Уехал и Осадчий, за которого я заплатил хорошим куском жизни. Был
это бандит из бандитов, а уехал в Харьков в технологический институт стройный красавец,
высокий, сильный, сдержанный, полный какого-то особенного мужества и силы. Про него
Коваль говорил:
– Комсомолец какой Осадчий, жалко провожать такого комсомольца!
Это верно: Осадчий вынес на своих плечах в течение двух лет сложнейшую нагрузку
командира мельничного отряда, полную бесконечных забот, расчетов с селами и комнезами.
Уехал и Георгиевский, сын иркутского губернатора, так и не смывший с себя позор-
ного пятна, хотя в официальной анкете Георгиевского и было написано: «Родителей не пом-
нит».
Уехал и Шнайдер – командир славного восьмого отряда, и командир пятого, Маруся
Левченко, уехала.
Проводили рабфаковцев и вдруг заметили, как помолодело общество горьковцев. Да-
же в совете командиров засели недавние пацаны: во втором отряде Витька Богоявленский, в
третьем отряде заменил Опришко Шаровский Костя, в пятом Наташа Петренко, в девятом
Митька Жевелий, и только в восьмом добился, наконец, командирского поста огромный Фе-
доренко. Отряд пацанов передал Георгиевский после трехлетнего командования Тоське Со-
ловьеву.
Снова закопали бураки и картошку, обложили конюшни соломой, очистили и спрятали
семена на весну, и снова на зябь, уже без конкуренции, заработали первые и вторые сводные. И
только тогда получили мы из Харькова официальное предложение Наркомпроса осмотреть в
Запорожском округе имение Попова.
Общее собрание колонистов, выслушав мое сообщение и пропустив через все руки
бумажку Наркомпроса, сразу почувствовало, что дело серьезное. Ведь у нас на руках была и
другая бумажка, в которой Наркомпрос просил Запорожский окрисполком передать имение
Попова в распоряжение колонии.
В тот момент эти бумажки казались нам окончательным решением вопроса; остава-
лось вздохнуть свободно, забыть бесконечные разговоры о монастырях, еще не оживших
помещичьих гнездах, потушить сказку о Хортицком острове, собираться и ехать.
Осмотреть и принять имение Попова поехали я и Митька Жевелий, избранный общим
собранием. Митьке было уже пятнадцать лет. Он давно стоял в строю пацанов на голову
выше других, давно прошел сложные искусы комсводотряда, больше года уже комсомолец, а
в последнее время заслуженно был выдвинут на ответственный пост командира девятого.
Митька был представителем новейшей формации горьковцев: к пятнадцати годам он приоб-
рел большой хозяйственный опыт, и пружинный стан, и удачу организатора, заразившись в
то же время многими ухватками старшего боевого поколения. Митька с первого дня был ко-
решком Карабанова и от Карабанова получил как будто в наследство черный огневой глаз и
энергичное красочное движение; но и отличался Митька от Семена заметно хотя бы уже по-
тому, что к пятнадцати годам Митька был в пятой группе [школы].
Мы с Митькой выехали в ясный морозный бесснежный день в конце ноября и через
сутки были в Запорожье. По молодости нашей воображали, что новая счастливая эра трудо-
вой колонии имени Горького начнется приблизительно так: председатель окрисполкома, че-
ловек с революционным приятным лицом, встретит нас ласково, обрадуется и скажет:
– Имение Попова? Для колонии имени Горького? Как же, как же, знаю. Пожалуйста,
пожалуйста! Вот вам ордер на имение, идите и владейте.
Останется нам только узнать, где дорога в имение, и лететь в колонию с приглашени-
ем: