5_Makarenko

202

стическом обществе, у нас в Советском Союзе складываются в великолепные коллективы. Эти кол-

лективы должны поражать своей красотой, потому что это новые, свободные трудовые человеческие

коллективы.

Это первое.

Во-вторых, хотелось показать этого так называемого правонарушителя в том освещении, в каком

я его сам видел, показать его как человека, прежде всего как хорошего человека, милого, простого. Я

хотел вызвать симпатию к нему у общества, хотел, чтобы общество так же ему верило, как верил я.

Третье, чего я хотел добиться своей книгой: я хотел поставить ребром вопрос о стиле, о тоне со-

ветского воспитания. Я хотел настаивать на правильности формулы, которая существует у коммуна-

ров-дзержинцев. Они утверждают, что человека нужно не лепить, а ковать, ковать – это значит хоро-

шенько разогреть, а потом бить молотом. Не в прямом смысле, не по голове молотком, а создать та-

кую цепь упражнений, цепь трудностей, которые надо преодолевать и благодаря которым выходит

хороший человек

Я многого добился главным образом благодаря работе чекистов, которые находились со мной,

благодаря тому простору для педагогического творчества, который давали чекисты, а в колонии

Горького благодаря завоеванной мною самостоятельности.

Наробразовцы меня немного боялись: сумасшедший человек – он что угодно может придумать!

Они боялись и не трогали. На такой свободе многое удавалось сделать. Во всяком случае, когда у ме-

ня в коммуне случился пожар, то я не должен был вытаскивать кого-нибудь из огня. Однажды ночью

в литейной, запертой на замок, вспыхнул пожар. Страсть коммунаров была так велика, что Алеша

Землянский прыгнул в литейную через трубу, чтобы затушить этот пожар. Такое воспитание для ме-

ня в последние годы не составляло никакого труда, и не нужно было никаких особых изобретений.

Мальчишеский коллектив, поставленный в здоровые педагогические условия, может развиваться

до совершенно непредвиденных высот. Это я говорю с полной ответственностью и легкостью, пото-

му что в этом не моя заслуга, а заслуга Октябрьской революции.

Могущество воспитательного приема у нас, в Советском Союзе, неизмеримо, мы даже предста-

вить еще не можем, каким всесильным оно может быть, развиваясь дальше. Многие [педагогические]

проблемы в моей практике разрешались даже для меня, человека, думающего в этой области, увле-

ченного этой работой, совершенно неожиданно.

Возьмите такой важный вопрос, как вопрос наказания, над которым теперь многие педагоги ло-

мают головы, и не только педагоги, но и семьи.

У нас еще, вероятно, от Карамзина осталось русское интеллигентское прекраснодушие: как же

так наказывать, ребенок – и вдруг наказывать! И у меня было такое отвращение к наказанию. Я начал

свою работу с позорного дела, с преступления, настоящего преступления, которое карается 3 годами

тюрьмы. Я начал работу с уголовного преступления, с наказания незаконного, вопиющего по своему

отвратительному виду, оскорбительного и для того, кто наказывает, и для того, кого наказывают.

Начал не потому, что в этом был убежден, а потому, что не мог затормозить свои страсти, свои

стремления. С этого начинается «Педагогическая поэма».

За 17 лет работы в детском коллективе, в конце концов это был один коллектив – колония им.

Горького, которая целиком перебежала в коммуну Дзержинского после моего перехода, – это один

коллектив, с одними привычками, с одними фантазиями, – я изменил свой взгляд на наказание. К

концу пребывания моего в коммуне им. Дзержинского наказание приняло совершенно иные формы.

Вот здесь присутствуют дзержинцы, они чувствуют это на себе.

Воровство – то преступление, которое повергает в панику даже энергичного педагога. Что де-

лать, когда мальчик украл? Когда в коллективе дзержинцев такой мальчик украл в первый раз, его

вызывают на середину комнаты, где проводится общее собрание, и говорят, что он последний чело-

век, что его надо