248
того сложной жизни героини, он придает некоторым страницам характер непритязательной и милой
лирики, но присутствие его не несет с собой никаких проблем, ни воспитательных, ни человеческих.
Федя – это эстетический орнамент. Недаром автор заставляет его выражаться интересным и симпатич-
ным слогом. В самые трудные минуты жизни матери Федя больше всего интересуется игрушкой-
зайцем, и этот заяц играет в романе роль, пожалуй, не менее значительную, чем сам Федя. Круг при-
ключений Антонины кончен, кончен и роман – ни автор, ни читатель не интересуются, что будет даль-
ше с Федей.
Такую же служебную роль играет и Зямка в «Дороге на океан» Леонова. Как и Федя, Зямка про-
сто «хороший» ребенок, специально приготовленный автором для духовного отдыха умирающего
Курилова. И этот ребенок, как и все прочие литературные ребенки, говорит специальным украшаю-
щим языком: «Она бюлье вешает на чурдаке»; но Леонов не довольствуется такой сравнительно пас-
сивной формой детского действия. В предсмертной тревоге Курилова такие разговоры были бы
слишком пресны. Поэтому Зямке поручается гораздо более ответственный диалог. Зямка прямо
спрашивает Курилова:
«– Ты шмерть боишься?»
И в конце романа Зямка утешает Курилова:
«– Может, еще выждоровеешь...»
На этом роль Зямки кончена.
Некоторые авторы пользуются детскими фигурками для своих эгоистических целей, пожалуй,
даже чересчур безжалостно. В рассказе Василия Гроссмана «В городе Бердичеве» изображается
только что родившая мать, комиссар батальона Вавилова. Красные оставляют город, в него с минуты
на минуту должны вступить поляки. Мать примиряется с тем, что ей придется остаться, пока красные
снова возьмут город. Но вступают не поляки, а красные курсанты. Их боевая песня на улицах города
решает судьбу новорожденного.
«...Видели, как по улице вслед курсантам бежала женщина в папахе и шинели, на ходу заклады-
вая обойму в большой тусклый маузер».
А «проснувшийся Алеша плакал и бил ножками, стараясь развернуть пеленки».
Мать оставила только что рожденного ребенка в случайной еврейской семье. В рассказе не изоб-
ражается никаких переживаний матери по такому случаю, может быть, потому, что ребенка этого ро-
дил не комиссар батальона Вавилова, а сам автор Василий Гроссман.
Гораздо лучше поступил тот же автор в рассказе «Муж и жена». Рассказ изображает семейную
драму, измены и прочее. Автор вполне правильно решил, что раз есть семья, должны быть и дети. Но
чтобы не возиться с ними на страницах книги, он остроумно вписал в первые же абзацы рассказа:
«Верочку Ариша увезла с утра к дедушке».
В дальнейшем о Верочке не вспоминают ни автор, ни ее родители.
Эта Верочка Гроссмана может служить моделью бедных советских детей. Авторы отправляют их
к дедушке, чтобы они не мешали взрослым жить, совершать подвиги, иногда совершать и гадости.
Можно еще вспомнить несколько детских фигурок в нашей литературе, но искать в ней воспита-
тельные проблемы или хотя бы детские характеры было бы совершенно бесполезно. Даже в вещах,
специально посвященных детской личности, дети выступают обязательно в искусственной роли. Та-
кова «Таня» Сейфуллиной, двенадцатилетняя девочка, существо ходульное, резонерствующее, вос-
принимающее мир «по-взрослому».
Нет, дети, роль которых не идет дальше сюжетного орнамента, – это не наши дети. И детские
«словечки», книжное детское остроумие, сделанное специально для того, чтобы щекотать чей-нибудь
испорченный вкус, нам не нужны. А любовь к таким словечкам у авторов иногда доходит до разме-
ров, абсолютно неприличных. В рассказе Сейфуллиной «Молодость» умирает девушка.
«...Мать спросила:
– Что дать тебе, доченька, что?