254 / 388
252
Поневоле напрашивается мысль, что вся идея книги и заключается в этом расширенном сравне-
нии. Для Шовковшитного новое общество есть не больше, как принудительный питомник.
Шовковшитный уверен, что Советской власти не удастся его переделать, но повесть показывает,
что он ошибся. Его все-таки переделали, не истратив на это большой энергии.
Кто, какими путями?
Пути перековки мало показаны в повести. Здесь есть только один настоящий большевик, да и
настоящий ли он, кто его знает? Кажется, взгляды отсекра Геничева на процесс перековки не многим
отличаются от взглядов Веньки и Шовковшитного. Первое слово, которое слышит от него Шовков-
шитный, такое:
«– Об камень споткнешься, голову проломить себе можешь».
Геничев единолично руководит стройкой. На одной из страниц книги попадается директор, но
автор так мало им интересуется, что даже не называет ни его имени, ни фамилии. И поселенцы гово-
рят о Геничеве так:
«– Никитка, он ничего – хозяйственный паренек!»
И это правильно: ответственный секретарь парткома, единственный представитель Советской
власти и партии на стройке, Геничев есть не больше, чем хозяйственный паренек. Описывается он по
старинному штампованному способу описания таких пареньков. Его соприкосновение с действи-
тельностью редко выходит за границы таких проявлений:
«– В три смены работать станем.
– Ладно, обмозгуем. Поговорю с профоргом.
– Надо подумать, как к нему подойти».
Не удивительно, что на всем протяжении повести мы не встречаем ни политической страсти, ни
человеческой теплоты, ни яркого, зовущего слова. И поэтому вся стройка читателю не кажется боль-
шевистской, не представляется большим и значительным делом.
И вот этому самому Шовковшитному, переполнившему книгу безобразными фашистскими и
петлюровскими речами, автор позволяет любоваться лицом Кирова, видеть в нем «не только изобра-
жение вождя, но и карточку любимого старшего товарища». Между тем читатель расстается с Шов-
ковшитным с неприятным чувством настороженности, он слишком хорошо запомнил его ненависть,
слишком хорошо видит его хищную фигуру.
Другой «горностай», Гордиенко, изображен не менее злобным и решительным врагом. Но Горди-
енко не «перековывается». Автор неожиданно приканчивает его. Гордиенко погибает в перестрелке
после неожиданного молниеносного вредительства. И от этого образа остаются почти одни разгово-
ры и призывы.
То, что написано на 150 страницах этой повести, оставляет у читателя впечатление тяжелое.
Книга сделана настолько неудачно, с таким нарушением законов перспективы, с таким преобла-
данием вражеских тонов и вражеских слов, с таким завуалированным советским горизонтом, с таки-
ми подозрительными сравнениями и с такой холодностью, что при всем моем желании быть снисхо-
дительным к молодому автору я не могу быть снисходительным
.
А.С. Макаренко. Пед. соч.: в 8 т., т. 7, с. 61–64. Опубликовано в «Литератур-
ной газете», 15 июля 1937 г. О повести Н. Гирей «Шестьдесят восьмая парал-
лель» (Литературный современник, №№5 и 6, 1937 г.).
А.С. Макаренко характеризует повесть как образец безответственности в
рассмотрении актуальной и острой в политическом отношении темы. «Пере-
ковки» раскулаченных и уголовников на строи-