181 / 354
179
– Полная комната. И все офицеры и капитаны. А вы чего без аполетов! Все в аполетах!
– Пропили эполеты.
– Боже ж ты мой, все попропивали, и аполеты пропили!
Маруся унеслась по светлому, летнему коридору, где–то далеко хлопнули двери. В
передней встретил стройный, подтянутый Троицкий. Из–под светлой довоенного сукна тужурки у
него выглядывала элегантная золотая портупея, на груди краснел Владимир с мечами. Но лицо
Троицкого за три года приобрело какие –то дополнительные складки, расположившиеся на щеках
в таком же изящном порядке.
– Пожалуйста, господа. Поручик Теплов? Мы знакомы. С кем имею честь?
– Это капитан артиллерии Бойко, – показал Алеша на капитана.
Пожав руку капитану, Троицкий поднял свою на уровень плеч и сказал с особой, несколько
театральной любезностью:
– Были бы погоны, сразу увидел бы, что господин Бойко – капитан, и притом капитан
артиллерии...
В это время в дверях появился Борис Остробородько.
Он выглядел настоящим душкой–воённым, холеные усы у него отросли и вполне
соответствовали общему его золотому сиянию.
– Алексей! Здравствуй!
Он занялся поцелуями. И только окончив их, отступил в недоумении:
– Но, слушай, почему ты в таком виде? Что это за вид? И у тебя ведь золотое оружие!
Алеша хитро потянулся к его уху:
– А что? Разве есть интересные дамы?
– Дамы? Боже сохрани! Совершенно секретно! Даже батюшка с матушкой куда –то
удалены.
– Пожалуйте, пожалуйте, – сказал любезно хозяин.
В большой гостиной, устланной ковром и заставленной зеленой мебелью и фикусами, было
уже человек десять. За роялем сидел прапорщик и наигрывал вальс. Алеша смутился, когда
заметил подозревающе любопытные взгляды, направленные на его опустевшие плечи. Глянул на
капитана, но капитан со своим обычным хмурым видом, неся усы далеко впереди себя, направился
в самый безлюдный угол и, только усевшись на узком полудиванчике, кашлянул более или менее
сердито. Алеша поместился рядом с ним.
За круглым столом, покрытым зеленой бархатной скатертью, сидели главные гости:
подполковник Еременко, капитан Воронцов и штабс–капитан Волошенко. Из них только один
подполковник нагулял в жизни дородные плечи, жирную шею и румяные щеки. Воронцов и
Волошенко были худощавы, бледны и узкогруды.
У Волошенко погоны далеко нависали
над
краями плеч, – видно, еще прошлой зимой были придавлены пальто. Этих Алеша хоть немного
знал, встречая их то в госпитале, то у воинского начальника, остальные все были незнакомы, и у
них вид был какой–то потрепанный. В сравнении с ними подполковник Троицкий производил
впечатление блестящей, напряженной и уверенной силы.
Пружинным, вздрагивающим, коротким шагом, явно щеголяя новыми лаковыми сапогами,
он направился к своему месту за круглым столом. На его новые погоны, на орден, на блестящие
пуговицы, на строгие усики и жесткие складки щек падал и потухающий свет дня, и свет высокой
лампы, горевшей на столе. Поэтому подполковник весь сиял то теплыми, золотыми, то лунными
блестками и мог действительно вызывать к себе некоторое военное почтение.
Он стал за столом и оглядел комнату. Высокие белые двери вели, вероятно, в столовую.
Они были прикрыты, но между их половинками стояла черная полоска и в ней поблескивали
любопытные глаза Маруси.
Троицкий с некоторым трудом заложил большой палец за борт тужурки, на его руке
сверкнул какой–то перстень. Алеша улыбнулся перстню и вспомнил мнение