285
В последние годы я изменил такой тон. Я увидел, что наиболее опасным элементом в моей
работе является не тот, который обращает на себя особое внимание, а тот, кто от меня прячется.
Почему я пришел к мысли об этом? Потому, что уже сделал 15 выпусков, и я следил за
этими выпущенными и видел, что многие из тех, которых я считал самыми опасными и плохими, к
жизни идут активно, по–советски, иногда совершают и ошибки, но в общем они удовлетворяли
меня вполне как продукт воспитания.
А те, которые прятались от меня и были незаметны в коллективе, в жизни иногда идут
совсем как мещане: рано женятся, заводят «семейку», пристраиваются при помощи всяких лазеек
на работу, из комсомола выходят, теряют всякую общественную связь, обращаются в сереньких
существ, относительно которых нельзя сказать, что они такое или «чем они пахнут». А в
некоторых случаях я замечал даже медленное глубокое гниение. Кто хату начинал ставить, кто
свиней начинает разводить, на собраниях не бывает, газет не читает, а тот, глядишь, и в мелкую
спекуляцию пустился.
Наблюдая такие случаи в первые годы своей работы, я пришел к глубокому убеждению, что
именно тот, кто от меня прячется и старается не попадаться на глаза, тот является самым опасным
объектом, на того я должен обратить особое внимание.
Между прочим, натолкнули меня на это сами коммунары. В некоторых случаях они прямо
утверждали, что тот, кто сидит в своем отряде, зубрит, но на собраниях не выступает, не
высказывается, в случае пожара также сидит и зубрит или свой радиоприемник чинит, это самый
вредный, так как он достаточно умен, достаточно «дипломатичен», чтобы не попадаться на глаза и
вести свою тихую линию и выйти в жизнь нетронутым и невоспитанным.
Когда я пришел к известному успеху, когда меня перестали потрясать воровство и
хулиганство, я понял, что цель моей воспитательной работы не заключалась в том, чтобы привести
в порядок двух-трех воров и хулиганов, а положительная цель моей работы в том, чтобы
воспитать определенный тип гражданина, выпустить боевой, активный, жизненный характер, и эта
цель может быть достигнута только в том случае, если я воспитаю каждого, а не только приведу в
порядок отдельную личность.
Такую ошибку совершают и некоторые педагоги в школе. Есть педагоги в школе, которые
считают своей обязанностью возиться с теми, кто либо протестует, либо отстает, а так называемая
норма сама идет. Но куда она идет и куда она выходит – это вопрос.
Мне помогли коммунары даже в терминологии. Постоянный анализ коллектива,
записанный на листе бумаги, известный всей коммуне, производился не мною, а советом
командиров. Все коммунары в моих глазах делились на такие группы: 1) действующий актив, 2)
резерв актива.
Действующий актив – это те, которые явно для всех ведут коммуну, которые на каждый
вопрос отзываются с чувством, со страстью, с убеждением, с требованиями. В обычном смысле
они коммуну ведут. Но в случае опасности, большой кампании или реагирования на какой –
нибудь скандал у них всегда есть резерв, который еще не актив, не командиры, не имеют еще
формально официального места, но который приходит к ним на помощь немедленно. Это тот
резерв актива, который всегда сменяет действующий актив.
Затем у меня была отмечена группа здорового пассива. Это те, которые не доросли, но в
кружках участвуют, и в физкультурной работе, и в фотокружке, и в стенной газете, но которые
идут послушно за более старшими.
У меня было несколько человек гниющего актива. Это получалось так. Он командир, он
член комиссии, он член бюро комсомола, но мы видим, я и ребята видим просто по глазам, по
походке – и для них, и для меня даже не нужны были факты, – мы видим некоторую тонкую
дипломатию – там интрига, там клевета, уклонился от работы, там станок не убрал, а за него
убирает какой–нибудь малыш, назавтра опять, то же самое; и гниение начинается с пользования
привилегиями, с