68 / 354
66
подобное «чуткое» мастерство возможно в любой буржуазной школе, в нем нет ничего
принципиально нашего.
Это обыкновенный случай парного морализирования, когда и воспитатель и воспитанник
стоят в позиции tete–a–tete. Консультант уверен, что здесь произошел положительный акт
воспитания. Может быть, но какого воспитания?
Давайте присмотримся к мальчику, поступок которого был скрыт от коллектива. По
мнению консультанта, весьма важное значение имеет то обстоятельство, что мальчик «оценил эту
чуткость». Так ли? Мальчик остался в сознании своей независимости от общественного мнения
коллектива, для него решающим явилось христианское всепрощение учителя. Он не пережил
своей ответственности перед коллективом, его мораль начинает складываться в формах
индивидуальных расчетов с учителем. Это не наша мораль. В своей жизни мальчик будет
встречаться с очень многими людьми. Неужели его нравственная личность будет строиться в слу-
чайных комбинациях с их воззрениями? А если он встретится с троцкистом, какие у него
выработаны способы сопротивления для такой встречи? Мораль уединенного сознания – это в
лучшем случае мораль «доброго» человека, а большею частью это мораль двурушника.
Но дело не только в мальчике. Есть еще и класс, т. е. коллектив, один из членов которого
совершил кражу. По мысли консультанта, «учащихся класса не было надобности воспитывать на
поступке мальчика». Странно. Почему же нет надобности?
В коллективе произошла кража, а воспитатель считает возможным обойтись без
мобилизации общественного мнения по этому поводу. Он позволяет классу думать что угодно,
подозревать в краже кого угодно, в последнем счете он воспитывает в классе полное безразличие к
таким случаям. Спрашивается, откуда возьмется у наших людей опыт борьбы с врагами
коллектива, откуда придет к ним опыт страсти и бдительности, каким образом коллектив научится
контролировать личность?
Вот если бы учитель передал случай с кражей на рассмотрение коллектива, а я предлагаю
даже большее – на решение коллектива, тогда каждый ученик был бы поставлен перед
необходимостью активно участвовать в общественной борьбе, тогда учитель получил бы
возможность развернуть перед классом какую–то моральную картину, дать детям и поло-
жительные чертежи правильного поступка. И каждый ученик, переживший эмоцию решения и
осуждения, тем самым привлекался бы к опыту нравственной жизни. Только в такой коллективной
инструментовке возможно настоящее коммунистическое воспитание. Только в этом случае и весь
коллектив, и каждый отдельный ученик приходят к ощущению силы коллектива, к уверенности в
его правоте, к гордости своей дисциплиной и своей честью. Само собой разумеется, что
проведение такой операции требует от воспитателя большой тактичности и большого мастерства.
При самом поверхностном анализе на каждом шагу мы можем убедиться, что наше
педагогическое движение в отдельном случае происходит не в направлении коммунистической
личности, а куда–то в сторону. Поэтому в формировании личности, личных деталей нового
человека мы должны быть в высшей степени внимательны и обладать хорошей политической
чуткостью. Эта политическая чуткость является первым признаком нашей педагогической
квалификации.
Кроме того, мы всегда должны помнить еще одно обстоятельство, чрезвычайно важное.
Каким бы цельным ни представлялся для нас человек в порядке широкого отвлечения, все же
люди являются очень разнообразным материалом для воспитания, и выпускаемый нами «продукт»
тоже будет разнообразен. Общие и индивидуальные качества личности в нашем проекте образуют
очень запутанные узлы.
Самым опасным моментом является страх перед этой сложностью и этим разнообразием.
Страх этот может проявляться в двух формах: первая заключается в стремлении остричь всех
одним номером, втиснуть человека в стандартный шаблон,