304 / 370
302
управления, который должен был работать по тем задачам и темам, которые возникают
каждый день, которые нельзя предусмотреть в плане.
В последние 8—10 лет это было очень подвижное учреждение.
По любому вопросу, возникшему у меня, я мог собрать совет командиров в течение
двух минут.
Давался трубный сигнал для сбора совета командиров, очень коротких три звука.
Трубный сигнал давался только один раз, запрещалось давать его второй раз, чтобы никто из
командиров не приучался волынить, чтобы немедленно шли на совет. Мы всегда
молниеносно собирали совет командиров.
Услышав трубный звук, командир, где бы он ни находился: в классе, на работе, в
бане, — все равно, должен был привести себя в порядок и спешить на совет командиров. Мы
всегда молниеносно собирали совет командиров.
Сначала было трудно это сделать, а потом это стало привычкой, настоящим
коллективным рефлексом.
И если кто-нибудь из моих заместителей созывал совет командиров, я, услышав
сигнал, бежал, как конь.
Это был условный рефлекс. Я должен был спешить к исполнению своих
обязанностей.
Был у нас один интересный закон: говорить можно было только одну минуту.
Говоривший больше одной минуты считался трепачом, и его не хотели слушать.
Мы должны были иногда провести сбор в течение перемены: 5 — 10 минут.
Один остроумный председатель совета командиров где-то достал песочные минутные
часы, причем он уверял, что пока падает одна песчинка, ты можешь сказать одно слово, а тут
2000 песчинок, - значит, ты можешь в одну минуту сказать 2000 слов. Что, тебе нужно
больше 2000 слов в минуту? И это было необходимо.
У нас была полная десятилетка со всеми качествами десятилетки
10
.
Кроме того, у нас был завод, где каждый работал по 4 часа в день. Надо было 4 часа
поработать на заводе, 5 часов поработать в десятилетке. Итого 9 часов.
Кроме того, мы никогда не имели уборщицы, а каждое утро натирали паркетные
полы. У нас не могло быть пыли; бывали дни, когда к нам являлись 3—4 делегации. Все
должно было блестеть.
При этом проходили производственные совещания, комсомольские собрания,
пионерские собрания, физкультурные мероприятия и др. Мы не могли тратить ни одной
лишней минуты. Может быть, другие будут в лучших условиях и им не нужен будет такой
минутный регламент.
Когда мы собирали совет командиров, то часть командиров могла быть в отсутствии
или не могла бросить работу у какого-нибудь важного станка. Поэтому вошло в обычай — и
это стало даже законом: если нет командира, идет помощник, а если нет помощника, идет
любой член отряда.
Обычно в каждом отряде знали, что, если сегодня будут играть сбор, пойдет такой-то.
Постепенно создалось такое положение, что когда собирался совет командиров, мы не
спрашивали, есть ли Иванов или Петров, а спрашивали: представлен ли 1-й отряд, 2, 3, 4-й.
Важно, чтобы был представлен отряд.
Постепенно совет командиров сделался советом отрядов. Нам было не важно, кто
пришел из отряда, важно было, что это был человек, имеющий звание коммунара.
Если на совете разрешался важный вопрос, мы требовали, чтобы обязательно был
командир, так как сам командир выбирался у нас не отрядом, а общим собранием коммуны.
Мы пришли к такой формуле именно для того, чтобы совет командиров не
только в коммуне, но и в каждом отряде имел вид совета уполномоченных, чтобы это