308
Например, я очень часто практиковал такие вещи. Я мог бы призвать к себе того, кто
согрешил, и сделать ему выговор. Но я так не делал.
Я пишу ему записку с просьбой прийти обязательно вечером, обязательно в 11 часов.
Я даже ничего особенного не буду ему говорить, но до 11 часов вечера он будет ходить в
ожидании моего разговора. Он сам себе многое скажет, ему скажут товарищи, и он придет ко
мне уже готовый. Мне ничего уже не нужно с ним делать. Я ему только скажу: «Хорошо,
иди». И у этого мальчика или девочки будет происходить обязательно какой-то внутренний
процесс.
Я представляю себе, что в педагогическом учебном заведении нужно проделывать
кое-какие упражнения. Мы — студенты: вы, вы и т.д.
Мне говорят: «Вы, т. Макаренко, будете сейчас проводить практику. Предположим,
мальчик украл три рубля, разговаривайте с ним. Мы будем слушать, как вы будете
разговаривать, а потом мы обсудим, как вы разговариваете: хорошо или плохо».
У нас такие упражнения не производятся, а ведь это очень трудное дело - говорить с
мальчиком, который подозревается в том, что он украл, и неизвестно еще, украл он или нет.
Тут, конечно, нужно мастерство не только в постановке взгляда или голоса, а даже в
постановке логики. А мы, воспитатели, знаем географию, историю, литературу, но мы не
знаем, что такое детское воровство. Кто знает, что это такое: случай, преступление или
необходимость?
Если бы мы все были очень искренни, то сказали бы, что у многих в детстве был, хоть
один случай воровства. У меня, например, был. Когда мне было 8 лет, я украл, спер самым
настоящим образом. А я совсем не был вором.
Очевидно, нам нужно подумать, что такое детское воровство и как на него
реагировать.
Я узнал сегодня, что ваш директор товарищ Данюшевский поймал мальчика, который
украл мыло, чтобы передать домой. Товарищ Данюшевский взял мыло, передал этому же
мальчику и оказал: вот тебе мыло уже не краденое, а настоящее. Зачем было красть, когда
можно и так тебе дать? Он даже премировал вора.
В таком же положении был и я как педагог, и мои коммунары, дзержинцы, иногда
крали.
Во время рапорта дежурный говорит: Грищенко украл кошелечек у товарища.
- Грищенко, выходи на середину.
Грищенко выходит. Все на него смотрят. Он краснеет. Ему говорят: ты еще
новенький, ты привык воровать, у тебя такая привычка. Ты еще один-два раза украдешь.
- Как это я украду? Я больше не украду.
- Нет, увидишь, что еще раз-два украдешь.
Проходят две недели. Опять Грищенко стоит.
- Опять украл?
- Да, украл у товарища.
- А ты задавался, говорил, не украдешь, мы же тебе говорили. А вот теперь ты больше
не украдешь, у тебя есть опыт.
Мальчик уверен, что все «предсказания» сбываются, и действительно больше не
крадет.
За воровство мы перестали наказывать. Новенький что-нибудь возьмет, и все на него
смотрят и говорят: это у тебя не уголовщина, а привычка, которая пройдет. Но вот приходит
старший, который пробыл два года в коммуне. Он докладывает, что такой-то не заплатил в
трамвае за проезд.
- Как?!
Все вытягивают шеи.