308 / 370
306
Если он даже вытер лужу, но не сказал: «Есть, товарищ бригадир», - считалось, что он
не выполнил приказания.
С этим дежурным нельзя было разговаривать сидя, а надо было разговаривать
вытянувшись.
Нельзя было ему возражать. Можно было спорить со мной, с любым командиром, с
бригадиром, а с дежурным нельзя было спорить, так как говорили, что у него очень много
дела и если каждый будет с ним спорить, то ему, бедному, и не выжить.
Если даже дежурный бригадир неправильно решал тот или другой вопрос, то тебе
предлагалось: выполни и забудь, что это неправильно.
Рапорт дежурного бригадира я не имел права проверять.
Он говорит, что в таком-то отряде сегодня случилось то-то и то-то. Свой рапорт он
отдает в присутствии всех, с салютом. Все должны стоять.
И если я в чем-нибудь сомневался, я не мог сказать: позови мне этого коммунара, я у
него спрошу.
Это было бы сильнейшим оскорблением.
Создалась такая традиция: потом, на другой день, тот, о ком он докладывал, может
сказать, что дежурный «набрехал», но так, чтобы я не услышал, ибо за такие разговоры я
отправлял под арест. Если даже «набрехал», не смей говорить. Это наш уполномоченный, мы
ему подчиняемся, его слушаемся.
Завтра ты можешь сказать, что он слаб, и мы его снимем, а в момент рапорта нельзя
было ничего говорить. Этим мы избавились от бесконечных склок.
Особенно важным было то, что рапорт дежурного не проверяется. Дежурный
бригадир докладывал мне вечером решительно обо всех, и я не помню, чтобы мне кто-
нибудь соврал. Он не мог соврать.
Если бы этот дежурный встретил меня на прогулке и что-нибудь о ком-нибудь мне
сказал бы, то это можно было бы проверять на сборе, но если он говорил в присутствии всех,
проверять было нельзя. Коммунары заявляли: «Ведь он Антону Семеновичу не на ухо сказал,
ведь они не в саду сидели, он сказал в присутствии всех, с рапортом, с салютом, как он мог
соврать. Человек не может соврать в таком положении».
Коммунары были убеждены, что вся обстановка, все положение дежурного не дают
ему возможности соврать.
Это был моральный закон, и проверять было не нужно.
Вот общая результативная картина, которую можно назвать дисциплиной.
Какие методы должны вести к такой результативной картине? Устройство коллектива
как определенной организации и педагогическое мастерство.
Педагогическое мастерство — совсем не пустое дело. В педагогических вузах этим
педагогическим мастерством и не пахнет. Там и не знают, что такое педагогическое
мастерство. Мы имеем такое положение, когда это мастерство каждый имеет право назвать
кустарным, и правильно.
Я тоже много мучился с этим вопросом, и тем более мучился, что никогда не считал
себя талантливым воспитателем и, по совести говорю, что не считаю сейчас, так как иначе
мне не пришлось бы так много работать, ошибаться и страдать.
Я и теперь глубоко убежден, что я скорее обыкновенный, средний педагог. Это очень
похоже на правду. Но я добился педагогического мастерства, а это важная вещь.
Мастерство воспитателя не является каким-то особым искусством, требующим
таланта, но это специальность, которой надо учить, как надо учить врача его мастерству, как
надо учить музыканта. Каждый человек, если он не урод, может быть врачом и лечить
людей, и каждый человек, если он не урод, может быть музыкантом. Один — лучше, другой
— хуже. Это будет зависеть от качества инструмента, учебы и т. п. А у педагога такой учебы
нет.