Background Image
Table of Contents Table of Contents
Previous Page  111 / 186 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 111 / 186 Next Page
Page Background

109

быть связана только с тем, что известно, но и с тем, что остается

неизвестным в наших действиях и нашем языке. В своей книге я исследую

способы, которыми тексты определенного периода (психоаналитические,

литературные и теоретические) говорят через проникновенные рассказы о

травматическом опыте».

337

.

В этом контексте весьма показательным представляется название

работы Карут – «Невостребованный опыт: травма, нарратив и история».

По мнению автора, нарратив – это самостоятельный посредник, который

рассказывает одновременно две истории: «историю о невыносимой

природе события и историю о невыносимой природе выживания после

этого события»

338

. Подобно разделению

травмы

и

раны

, Карут различает и

даже противопоставляет

нарратив

и

голос,

который говорит через

рану.

Нарратив может быть пустым генерализирующим повествованием –

«нарративом-без-истории», скорее стирающим и вытесняющим следы

прошлого.

Голос раны

же, в свою очередь, может передаваться независимо

от нарративных структур и даже вопреки им как бессознательная (но

артикулируемая) часть опыта.

В этом смысле, по мнению Карут, «история все еще остается

неосознанным бременем», ибо «травма никогда не принадлежит кому-то

одному, но через историю мы вовлечены в травмы других»

339

. Травма – это

одновременно субъективная и коллективная стратегия выживания.

Обращаясь к ключевым текстам европейской культуры нового времени:

«Опыту о человеческом разумении» Дж. Локка (1690), «Прелюдии»

У. Вордсворта (1805), «Пролегоменам к любой будущей метафизике»

(1783) и «Метафизическим основаниям естественной науки» (1786)

И. Канта, «Цивилизации и ее противоречиям» (1930) З. Фрейда, – Карут

утверждает, что при всем их различии эти работы воспроизводят одну и ту

же сцену – опыт встречи между ребенком и родителями, но не как

общение между живыми, а как

скорбь

по мертвым

340

. Потери родителей

(вытесненная фигура матери у Локка) или детей (дочь Фрейда София), с

которыми невозможно смириться, осмыслить и включить их в

повседневный опыт, вытесняются или вообще отвергаются памятью.

Большая же часть их воздействия, как подводная часть айсберга во

337

Caruth C

. Unclaimed Experience. Р. 4.

338

Ibid. Р. 7.

339

Ibid. P. 24.

340

Caruth C.

Empirical Truths and Critical Fictions: Locke, Wordsworth, Kant, Freud. The

Johns Hopkins University Press, 2009. Р. vii-Viii.