39 / 112
37
восстановить равновесие, отмстить за разрушительное воздействие про-
гресса»
136
. «Божественное насилие» – это сбывающаяся пролетарская ре-
волюция.
Занимаясь реконструкцией беньяминовской теории революции,
нельзя обойти реальный исторический опыт, пережитый этим мыслителем
в ее географическом эпицентре. Первое десятилетие октябрьской револю-
ции он смог прочувствовать непосредственно в Москве
137
, где находился
зимой
1926-1927 годов, работая над эссе «Москва» по заданию М. Бубера, а так-
же над статьей для «Большой советской энциклопедии» о Гете. Свои лич-
ные воспоминания он запечатлел в знаменитом «Московском дневнике».
Здесь, размышляя о закате частной жизни в Советской России, коллекцио-
нировании игрушек, любовных перипетиях с А. Лацис, советском кино и
т.д., Беньямин выводит образ страны революционного авангарда, страны,
которой предначертано искупить вину капитализма как религии. Но, как
ни парадоксально, в этом авангарде не находится места Беньямину. В пар-
тию он так и не вступает, его статью в энциклопедию не утверждают, ему
не удается стать европейским корреспондентом ни одного советского пе-
риодического издания, как он надеялся. От пристального взгляда философа
не могли ускользнуть и непманы, новый зажиточный класс, и приоритет
экономических преобразований перед социальными в новой стране, и коз-
ни партии против нового искусства. Но, несмотря на это, Беньямин про-
должает верить в революцию, он не перестает находить подтверждения
успешности грандиозного общественного эксперимента Советов. Это и
почти юнгеровская «готовность к мобилизации», доминанта коллективно-
го действия, особое «революционное» ощущение времени
138
, пролетарии,
свободно себя чувствующие на выставках и в музеях, а также отсутствие
«конвертируемости денег во власть», так характерной для Западной Евро-
пы. Именно последнее становится главным условием успеха революции
Советов. Но «мифическое» насилие не было полностью искоренено. Почти
все знакомые философа, с которыми он проводит время в Москве, к 1940 г.
были либо репрессированы, как А. Лацис, либо расстреляны, как К. Радек.
136
Жижек С. О насилии. М., 2010. С.139.
137
Положение В. Беньямина в Москве удивительным образом напоминает положение ключево-
го героя «Замка» Кафки, писателя, чрезвычайно близкого философу. Но В. Беньямин прочтет
«Замок» лишь после возвращения в Берлин.
138
Русские «делают каждый час предельно напряженным, каждый день изматывающим, каж-
дую жизнь – мгновением» (Беньямин В. Москва // Беньямин В. Московский дневник. М., 2012.
С.228).