Background Image
Table of Contents Table of Contents
Previous Page  44 / 110 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 44 / 110 Next Page
Page Background

42

произведение Шмелева воспроизводит не частные факты прошедшего

бытия, а универсальные и непреходящие реалии» [9].

Следует сказать об особой значимости «Богомолья» И.С. Шмелева

для русской литературы, его особом месте в ней, связанным именно с

образами

Сергия Радонежского

и

Троице-Сергиевой лавры

. Здесь

художественно воплотилась идея исключительной роли «Дома Пресвятой

Троицы», по выражению летописцев, в душе русского народа. По словам

о. Павла Флоренского, «неотразимость его очарования – в его глубокой

органичности. Тут – не только эстетика, но и чувство истории, и ощущение

русской души, и восприятие в ц е л о м русской государственности… Это-

то жизненное единство Лавры, как микрокосма и микроистории, как своего

рода конспекта бытия нашей родины, дает лавре характер

ноуменальности» [10. Разбивка автора]. О. Павел Флоренский, доказывая,

что «преподобным Сергием incipit historia (начинается история (лат.). –

Ред.)», обращает внимание на ту форму «объединения всех нитей и

проблем культуры, которая была воспринята преподобным от умирающей

Византии <…> Символом новой культурной задачи было видение

Троицы» [10, c.213, 218].

Раскрывая сакральный смысл иконы Андрея Рублева, Флоренский

писал: «Среди мятущихся обстоятельств времени, среди раздоров,

междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди

этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору

бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, «свышний мир», горнего

мира. Вражде и ненависти, царящим в дольнем, противопоставилась

взаимная любовь, струящаяся в вечном согласии, вечной безмолвной

беседе, в вечном единстве сфер горних. Вот этот-то неизъяснимый мир,

струящийся широким потоком прямо в душу созерцающего от Троицы

Рублева, эту ничему в мире не равную лазурь – более небесную, чем само

земное небо, эту воистину пренебесную лазурь, несказанную мечту

протосковавшего с ней Лермонтова, эту невыразимую грацию взаимных

склонений, эту премирную тишину безглагольности, эту бесконечную друг

перед другом покорность – мы считаем творческим содержанием

Троицы» [10, c.222-223].

Глубинная онтологическая соотнесенность с этими наиважнейшими

сакральными интуициями русского Православия повести И.С. Шмелева

«Богомолье» несомненна. И если к этому прибавить эксплицитно

выраженное преклонение его героев перед такой формой русской святости