Background Image
Table of Contents Table of Contents
Previous Page  96 / 186 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 96 / 186 Next Page
Page Background

94

[курсив мой. – Ф.Н.] на политической, исторической, культурной и

художественной сцене...»

291

. Само свидетельство, равно как и работа с ним

в рамках trauma studies, превращаются в этом контексте в перформатив –

попытку не столько описать Событие, сколько переосмыслить его

отголоски, пронизывающие современность. Так, для известного поэта

Пауля Целана сам немецкий язык (язык его матери и одновременно язык

нацистских палачей) после Холокоста должен быть переоткрыт и обретен

заново. «Чего свидетельское показание точно не выражает – так это

законченного утверждения или обобщающего анализа событий. В

свидетельских показаниях сам язык выносится на суд; при этом он не

распоряжается собой как самоочевидным знанием. Другими словами,

свидетельские

показания

это

дискурсивная

практика

,

противопоставленная чистой

теории. <

…> Как перформативный речевой

акт свидетельские показания обращаются к тому, что в истории является

действием. Они выходят за рамки любого субстанционалистского значения

– создают импульс, взрывающий любые устойчивые демаркации»

292

.

Однако подобное понимание травмы у Фелман вызывает целый ряд

принципиальных вопросов, на которые сама исследовательница не

отвечает.

Фелман называет современную эпоху «эрой свидетельских

показаний». Но что является началом этой эры – вторая мировая война и

Холокост или какие-то более ранние события? Так, в частности, сама

исследовательница связывает «революцию во французской поэзии»

С. Малларме (для которого поэзия стала «искусством катастрофы» –

постоянным изменением формы, шокирующим читателей) с отголосками

травмы Великой Французской революции

293

. Но о каких травмах

свидетельствуют тексты Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского, Ф. Кафки и

В. Беньямина, так и остается неясным.

Кроме того, отталкиваясь от структуралистской литературной

критики 1960-1970-х гг. и лакановского психоанализа (с его аксиомой, что

все структурировано как язык), Фелман не проводит внятного различия

между текстом, речью и визуальными источниками. Как уже отмечалось,

ее интересуют сбои, возникающие при взаимодействии чтения, зрения и

слушания, однако их однотипное объяснение (кризисом свидетельства)

291

Ibid. Р. xiv.

292

Ibid. P. 5.

293

Ibid. P. 19.